Заблудившийся всадник

Ильин оглядел пестрое собрание. Действительно, по лавкам сидели исключительно люди славянской и скандинавской внешности.

— Греки да хазары двор Путши стороной обходят… Знают: не жалуют здесь змиевых слуг.

— Скучал я по тебе, Добрыня, — сказал Ильин. — Не с кем часто поговорить было — никому ведь не откроешься. Только ты мою тайну знал…

— Слушай! — Старик хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл… Похоже, ты не один тут такой, твои трое не в счет; есть в Киеве переписчик книг, который тоже молниями швырялся. Рассказали мне о нем, когда я сюда из Мурома добирался…

Хмель будто испарился. Сердце Виктора забухало как пудовый молот. Рокот тамбурина, смех, топанье плясунов — все потонуло в этом грохоте.

— Что с тобой? — Голос Добрыни доносился словно сквозь толстую стену. Кровь в лицо ударила…

— Ничего-ничего. Говори скорее… Ты понимаешь… Скорее…

— Сейчас… Эй, молодец, позови-ка сюда Устроя Рваное Ухо.

Вскоре к ним подошел, пошатываясь, дюжий детина с кудлатой головой, в богатом златотканом плаще с вышитыми оплечьями. Мочка левого уха у него была разорвана посередине — видимо, когда-то у него сорвали серьгу.

— Чего тебе, Добрынюшка? — с хмельной улыбкой осведомился Устрой.

— Расскажи другу моему про того грамотея, что кудеса вытворял. Нужен он ему позарез.

— А-а, ничего проще нет. Живет он на Подоле, неподалеку от пристани. Спроси там Григория-писца. Любой мальчишка покажет…

— Ты сам видел, как он?.. — Ильин замолчал, не зная, как определить сверхъестественные способности, проявленные предполагаемым мигрантом.

— Не-е, друг мой видал. Случайно вышло будто бы. Ехали они в Чернигов, да наскочили на них лихие люди, тогда этот Григорий и пуганул их молнией. Аж кусты, сказывает, загорелись. Тем только и спаслись от татей…

По кругу пошел еще ковш пенного меду. Ильин едва в руках удержал огромный сосуд — в него входило по меньшей мере ведро веселящего напитка. Теперь он с самым искренним удовольствием хватил изрядную дозу — было за что выпить.

— Добрыня, ты мне такую услугу оказал…

— Ну уж ты скажешь. Будто от этого жизнь зависит…

При этих словах Ильина словно окатило холодной струей — ему стало стыдно смотреть в голубые глаза Добрыни. Он пришел сюда с единственной целью — попросить старика провести его и Торира к Святополку, а сам, позабыв о деле, пьет и веселится.

— Я сразу хотел тебе сказать… Мне нужно увидеть князя. Можешь помочь мне?

— Ой, милый, у него в Вышгороде теперь такая суматоха! Со дня на день должны в поход выступить — Ярослав-то с войском, по слухам, левым берегом Днепра идет…

— Очень надо! Я и мой товарищ, тот, которого ты видел рядом со мной на площади…

— Варяг?

— Да. Мы оба должны увидеть Святополка и рассказать ему кое о чем… Извини, но я решил, что первым об этом должен узнать князь. Это касается судьбы великокняжеского стола, а может быть, и всей Руси…

— Я не из тех, что суют нос в чужие тайны…

— Добрыня, как только я поговорю со Святополком, то посвящу и тебя в свой секрет — если князь не будет возражать против распространения этой новости.

— Ладно. Завтра поутру я буду в Вышгороде, увижусь с ним. Подходите сюда к паужину — тогда, если договорюсь, и поедем.

Пир затянулся далеко за полночь, а уйти до его окончания хозяева никому не дозволяли.

— Ежели кто на ногах удержаться сможет после моих медов — мне это в позор и поношение! — колотя ковшом по столу, уставленному блюдами с дичью и рыбой, седовласый гигант Путша зверски водил глазами по багровым лицам гостей. — Еще ковш пенника сюда! Да из той бочки, что семь годов стояла! Погляжу я тогда, каковы плясуны из вас, милы други!

Только когда боярин добился своей цели — гости начали валиться с лавок, — сенным девкам велели постелить участникам трапезы.

Когда Ильин подошел к городским воротам, небо на востоке густо поголубело. Получив монету, стражник втянул носом воздух и одобрительно заметил:

— Видно, добрый медок пили — во как шибает. Поди, у Путши гулял, сердешный, — нам и то слышно было, каково весело у него…

Еще не дойдя до переулка, где находился постоялый двор, Виктор увидел зарево, услышал крики. Прибавив шагу, он выскочил на перекресток, откуда было видно их временное пристанище, и остолбенел — горело именно там.

Десятки людей бежали на пожар — кто с ведром, кто с топором. Подхваченный толпой, Виктор в считанные минуты достиг ограды постоялого двора. На его глазах пылающая крыша обрушилась внутрь сруба.

— Подожгли! — вопил извозчик в перепачканной сажей рубахе, с обгорелыми бровями и бородой. — Двери кольями подбиты!

— Со всех сторон разом запалили, — толковали столпившиеся вокруг мужики. — Никто не выскочил. Видно, задохлись в одночасье…

Наконец со страшным треском, далеко рассылая головни, обвалилась стена дома. Люди с ведрами бросились к соседним строениям, стали поливать их водой. На крышах тоже стояли караульщики, то и дело сбрасывали долетевшие с пожарища уголья.