Заблудившийся звездолёт. Семь дней чудес.

Глава 24 «5» — что это значит?

Боря водворил на место приборчик и вошёл в квартиру.

— Костик, ты здесь? — и прислушался к тишине.

— Здесь, — донеслось из их комнаты, и Боря заглянул в неё.

Костик сидел за маленьким столиком и, по-взрослому подперев кулачками лоб, рассматривал какую-то сложную радиосхему на листе бумаги. Вид у него был страшно задумчивый. Углублённый.

— Это что ещё такое? — спросил Боря, больше привыкший к его художествам.

— Да вот Гена нам предлагает…

Боря прямо вздрогнул, услышав это имя.

— Ты… Ты был у него?

— Был… А что?

Его встречи с Геной пугали Борю. Нет того, чтобы Костику дружить с этим собаководом, птицеводом и черепаховодом, так ему понадобился сам Гена…

— Ну и что он тебе предлагает?

— Провести в нашу квартиру телефон, и он будет не обычный, а с каким-то усовершенствованием…

Не хватало ещё! Гена подкатывается к нему, чтобы забрать назад свои вещи… У Бори так и заныло всё, только он вспомнил, что подводная лодка на дне грязного пруда; у неё, может, уже вышли из строя сложнейшие механизмы, открывающие люк и пускающие ракеты, регулирующие работу двигателя. И ещё было неприятно, что Глеб завёл разговор о пропавшем из дому лайнере. Не миновать драки…

— Не надо, — сказал Боря.

— Почему?

— Занимайся рисованием, это у тебя больше выходит…

— Нет, не больше!

Это вывело Борю из себя, и он повернулся к Костику, к его глазам с точечками зрачков — хитрющим и весёлым.

И сразу исчезла из глаз брата хитрость, растаяла живость, и они стали холодные, почти ледяные. Точно крепкий мороз застудил журчащую воду ручейка. Личико всё задёргалось, зрачки ещё больше сузились. А нос… Его нос, маленький курносый нос, начал быстро краснеть.

Боре стало не по себе от его голоса, от его красного носа.

— Я буду делать что хочу! — Личико Костика злобно скривилось, и он, встав с табуретки, надвинулся на Борю.

Боря слегка отступил.

— Но-но, — сказал он, — потише.

— А чего потише? Вот как стукну сейчас, тогда будешь знать, как потише…

— Что-то ты сегодня разошёлся?

И вдруг Костик схватил Борю за куртку и так потряс, что голова его мотнулась из стороны в сторону и он едва не прикусил язык. Ого сколько, оказывается, силы в этом малыше!

Боря стал поспешно отрывать от себя его руки.

— Но-но, ты… Хочешь заработать?..

— Хочу. — Костик ещё крепче ухватил его за куртку, ухватил так, что она туго натянулась, сжав всё тело, и Боре даже стало трудно дышать. И тут он рассердился:

— Уходи, ну? Я не хочу с тобой шутить!

— И я!

Боря ткнул его, правда не очень сильно, кулаком в грудь и получил затрещину. Боря обомлел. Лицо его пылало.

Костика так и распирало всего от злобы к нему, и нос его, как гребень у индюка, ещё больше покраснел.

— Слушай, я не хочу с тобой ссориться, — сказал Боря. — Чего ты на меня вдруг взъелся?

— И не один я! И не вдруг!

— Замолкни! — сказал Боря, а сам подумал: «Неужели это Гена подговорил его?» — Ты ничего не понимаешь!

— Зато ты всё понимаешь! — Костик кинулся на него, но Боря выставил колено и не подпустил его к себе. Тогда Костик схватил с Бориной полки маленький жестяной истребитель и швырнул в него — Боря едва успел прикрыть ладонью глаза.

Больше он не мог. Он выскочил из комнаты и побежал на кухню.

И всё это из-за кнопки, которую он нажал пять минут назад? Не может быть!

В дверь позвонили. Боря открыл и увидел тётю Лену, Наташкину мать.

— Мама дома? — спросила она.

— Нет.

— А газета с таблицей лотереи у вас сохранилась?

— Пожалуйста. — Боря принёс ей газету и спросил: — А Наташа дома?

— Дома… Простыла вчера… Может, навестишь её?

Через минуту он увидел Наташку — в синем халатике и, видно, в наскоро надетых тапочках.

— Входи, Боря, входи…

Боря вошёл, и тут, судя по всему, карман его глянул на Наташку. Она примолкла, отошла в глубину комнаты, села на тахту и посмотрела на него исподлобья. И… и нос её тоже стал слегка краснеть.

— Ну, что скажешь? — спросила она.

Боря пожал плечами и вымученно улыбнулся:

— А… а… а что тебе сказать?

— А то, как ты Вову обманул! Как колотишь Костика! Как насмехаешься над Александрой Александровной! А сам боишься всех! Тебе верят, а ты… Бессовестный!

«Что она говорит! Ведь это всё неправда, почти неправда!» — подумал Боря и всё-таки обмер от её слов. Ему стало не по себе: кто-кто, а Наташка никогда не обижала его, говорила ему и о нём в классе только хорошее, и даже гораздо больше, чем он заслуживал.

— Откуда ты взяла? — спросил Боря. — Совсем я не насмехаюсь и не боюсь. А вот ты, ты мне даже немножко… — И тут же Боря осекся: нечего ей это говорить. — Откуда ты взяла?

— Оттуда! И не прикидывайся овечкой, я вижу тебя насквозь!

Из-под её чёлочки Борю жгли круглые, огромные, занимавшие половину лица глаза, и, говоря всё это, Наташка выбрасывала вперёд свою маленькую тонкую руку, и чувства её были так сильны, что длинный и красный, как перец, нос её подрагивал, а худые коленки подскакивали над краем тахты — то одно, то другое.

Боря съёжился, прижался спиной к стене и, не выдержав, выбежал из квартиры. За ним захлопнулась дверь.