Заблудшая душа

– Надо же, какая редкая специальность! – не смогла сдержать восхищения Каркуша. – Понятно теперь, почему она всю себя работе отдает…

– Да ничего тебе не понятно, – нахмурилась Вероника. – Нет на свете такой работы, ради которой можно забыть самых близких людей! Нет и быть не может! А если уж ты такой работоголик и фанатик, то нечего было детей рожать. Согласна?

– Нет, не согласна, – замотала головой Каркуша. Она привыкла всегда говорить только то, что думает. И потом, почему-то сейчас ей стало вдруг ужасно жаль Вероникину маму, которая посвятила себя такому благородному делу, как служение людям. – Твоя мать спасает людям жизни, она, наверное, вообще света белого не видит… Потому что такая работа требует невероятной концентрации сил… Я смотрела недавно по телевизору репортаж о нейрохирургах. Да ты гордиться должна, что у тебя такая мама… Представляю, как ей должно быть обидно, что родная дочь ее не понимает!

– Кать… – Вероника подняла на Каркушу заблестевшие от слез глаза. – Пожалуйста, не суди о том, чего не знаешь. Я вообще о другом хотела тебе рассказать.

– Рассказывай, – пожала плечами Каркуша. В эту секунду она поняла вдруг, что в замечании Вероники, в котором сквозил упрек, есть определенная доля справедливости. Ведь она, Каркуша, действительно ничего не знает об их взаимоотношениях, а если будет и дальше лезть в бутылку, то никогда и не узнает ничего. – Извини, – пробубнила она себе под нос и повторила: – Рассказывай.

– Я потому хочу тебе об этом рассказать, чтобы ты не думала, что я ненормальная… Это все по поводу мишки… В общем, Паша моя не всегда была такой, какой стала. Было время, когда она вообще месяцами без работы сидела, уборщицей в продуктовом магазине работала, подъезды мыла, я помогала ей…

– Как такое может быть? – округлила глаза Каркуша. – С такой-то профессией!

– Не перебивай, – мягко попросила Вероника и добавила тихо: – В жизни еще и не такое случается. Так вот… В то время мы с ней подолгу гуляли. Бывало, приду из школы, она меня покормит на скорую руку и говорит: «Лавочка, пойдем побродим». А мы тогда в коммуналке жили на Мойке…

– Так ты из Питера? – так и подпрыгнула на табуретке Каркуша.

– Ну да, – кивнула Вероника. – Из Питера. Короче, жили мы с Пашей и Снежком в огромной коммуналке. Семеро соседей, представляешь, общая кухня, один туалет, у каждого свой выключатель, туалетную бумагу в комнате отматывали… Ну ладно, не об этом речь…

– А теперь у вас что, другая квартира? – снова влезла с вопросом Катя.

– Что ты! – всплеснула руками Вероника. – Сто пятьдесят квадратных метров, на Васильевском, джакузи, все дела, в кухне пол с подогревом, евроремонт…

– Неужели нейрохирурги так много зарабатывают? – уже в который раз перебила Каркуша.

– Я же тебе говорю, – раздраженно махнула рукой Вероника, – дела у моей Пашутки резко в гору пошли. Нет, похоже, я не смогу до сути добраться, – сказала она, хлопнув ладошкой по столу.

– Ну все, все, молчу! – поспешила заверить ее Катя. – Больше ни разу не перебью, вот увидишь. Ты остановилась на коммуналке.

– Ну да… Но рассказать-то я тебе хотела про наши прогулки. Короче, в Питере можно часами по улицам бродить, и скучно не будет. А Паша, она еще так интересно обо всем рассказывает. Мне казалось тогда, нет такой улицы в городе, которой бы она не знала. А Питер – это же вообще огромный музей под открытым небом.

– Еще бы! – восхищенно протянула Каркуша, но, спохватившись, прикрыла рот рукой.