Заблудшие

Он нажал на спусковой крючок. Возле головы повстанца поднялся фонтанчик снега. Сашко закрыл глаза и сжался в комок, насколько это позволяла рана. Когда открыл их снова, рядом никого не было.

Глава 9

Степан стоял в канцелярии первой роты и выслушивал нотации ротного.

— Зачем я тебя в волость послал? Чтобы ты сдал обоз с продуктами члену нашего провода Ивану Литвинчуку. Ты назначил в отряд надежных парней? Самому в это дело лезть не надо было.

— Так, я и не лез, — оправдывался Бородай.

— В Гуту Степанскую и Вырки поехал Василий Зленко. Надежный, проверенный хлопец, — докладывал визе фельдфебель.

— К нему определил бывших красноармейцев, чтобы никто, ничего не заподозрил. Они из простых, — небрежно махнул рукой Степан, давая краткую характеристику подчиненным.

— И как же это твои простые парни умудрились разгромить отряд УПА ПС? Откуда он там вообще взялся? — нервно ходил по кабинету Тарас Семенович.

— Откуда я знаю? — пожал плечами Бородай.

— Они сразу хотели сдаться, — рассказывал сержант.

— Сдаться, да не тем. Литвинчук ждал вас на дороге почти сутки. Почему, так задержались? — продолжал допрос ротный.

— Староста в Гуте, оказался не готовым к нашему приезду, — соврал Бородай, прикрывая своего подчиненного Зленко. Он сам ему всыплет по первое число за эту пьянку. Этот проходимец Чижов решил забрать себе его бывшую любовь. Она хоть и подпорчена Степаном, но все равно его. Кто давал Гришке право лезть на территорию Степана?

— А может, это ты по старой памяти решил подыграть Боровцу? Ты ведь в его украинской милиции служил? — отвлек Бородая от мыслей, очередной вопрос Онищенко.

— Все мы там служили, — подтвердил этот факт из своей биографии Степан.

— Я перешел в партию ОУН (б) и не разделяю взглядов Тараса Боровца. Перестрелку затеял ваш пулеметчик Чижов. Выслужиться захотел. Не начни он стрелять, может и с «бульбовцами» нормально решили.

— Наш? — негодующе поднялись брови у Онищенко.

— Пана лейтенанта, — поправился Бородай.

— Вот именно, что Ходаковского. За проявленную смелость он ему три дня отпуска дает. А тебе за головотяпство, я бы трое суток гауптвахты объявил. Какие потери во взводе? — все еще продолжал сердиться ротный.

— Трое убитых и двое раненных, — опустив голову, доложил Степан.

— Что делать будем с этим пулеметчиком? Не нравится он мне, — поинтересовался визе фельдфебель.

— А что ты с ним сделаешь? Он под покровительством Ходаковского. Разве, что отправить его в патруль? Может, на окруженцев нарвется или партизан. Я подумаю, — обещал ротный.

Игнатов улучив момент, заскочил в казарму, где сидя на кровати, копошился возле своей тумбочки его дружок Гриша. Чижов, услышав посторонние шаги, что-то спрятал под подушку.

— В отпуск собираешься? — присел рядом Федор. Убедившись, что никого кроме Федьки в помещении нет, Григорий достал из-под подушки револьвер.

— Откуда у тебя «наган»? — удивился «шума».

— В лесу подобрал, — пояснил товарищ.

— С собой возьмешь? — кивнул Федя на опасную игрушку.

— Пулемет в отпуск не дадут, — усмехнулся Гриша.

— В Гуту собрался?

— Куда еще? — удивился Григорий такому вопросу.

— Хочу со Стешей сделать все по закону. Заберу ее в Сарны и оформлю в управе свидетельство о заключении брака. Жен полицейских не отправляют в Германию.

— Так ты ради этого на ней женился? — прозрел Федька.

— Дурак ты, Игнатов! Люблю я ее, — фыркнул Чижов.

— А она тебя? Она хоть знает, что ты ее от Германии выгораживаешь?

— Знает. Ее староста уже в списки внес на отправку, — признался Гриша.

— Так может она с тобой из-за благодарности? — давил на больной мозоль товарищ.

— Вот поеду и узнаю, — насупился Чижов. Федор похлопал дружка по спине, мол, не стоит обижаться на его слова.

— Взводный, тебя идиотом назвал. Получается, что перестрелка получилась по твоей вине и убитые на твоей совести, — поделился услышанным Игнатов.

— Выходит, надо было сдаться? — сделал вывод мужчина.

— Наверное, так, — пожал плечами Федя.

— Они же все «шароварники», что эти, что те. Вчера служили в украинской милиции, а сегодня в немецкой полиции, — недолюбливал своих товарищей по роте Игнатов.

— Мы тоже, еще те гуси. Успели повоевать и там и тут, — был самокритичен к себе Чижов.