Насколько Дора понимала, эта женщина не болела ничем серьезным, но принимала слишком много опиумной настойки, «медицинского виски», и при этом проводила дни в бездействии. Ночью Харриет бодрствовала, но только потому, что, опустив шторы в спальне, спала весь день. И не могла встать с постели, потому что день начинала с изрядной порции «лекарства». Потому она называла себя инвалидкой и оставалась в постели и день и ночь.
Дора предполагала, что, наверное, у Харриет какая-то скрытая болезнь. Такое случается. Почему-то у некоторых распухают, не гнутся и обезображиваются суставы. Может, что-то похожее и у Харриет. И, сомневаясь, Дора ее не осуждала. Однако к семье, которая совершенно игнорировала больную, Дора никак не могла проявить снисхождение.
Только Пэйс иногда навещал мать, но он так редко бывал дома, что этих визитов с тем же успехом могло и не быть. Карлсон Николлз жил так, словно его жены на свете не существует. В комнате около кухни он держал чернокожую любовницу, и это было очень удобно: не надо выходить из дома по вечерам в скверную погоду. Чарлз не осмеливался приводить своих женщин в дом, но он приходил пьяный и шатающийся в любой час ночи, и казалось, ему и дела не было до того, что он может разбудить больную мать. Он никогда не бывал в ее комнате. Иногда он ходил на кладбище, на могилу покойной сестры, но никогда не посещал мать, которая была еще жива. Да, этот дом и его порядки производили очень странное впечатление.
Но в данную минуту Дора думала только о Пэйсе. Она никогда не задавалась вопросом, почему так получается. Такое отношение к нему у нее было с того самого дня, когда она увидела его, избитого, под кленами. Девушка ощущала боль его ушибов и кровоподтеков, словно те были ее собственными. Сейчас он ранен в самое сердце, и у нее тоже болело и жгло в груди.
Еще раз, удостоверившись, что его мать спит, Дора надела капор и завязала под подбородком ленты. При этом девушка сознавала полную бессмысленность своих действий. Она же ничем не могла облегчить страдания Пэйса. Для него она все еще оставалась ребенком. Он едва помнил о ее существовании. Теперь он стал адвокатом, у него во Франкфорте партнер. В бурно кипящем Кентукки, где все враждовали между собой, Пэйс был в своей стихии. Поэтому он приезжал домой и вновь уезжал, даже не замечая присутствия Доры. Наверное, Пэйс сейчас направился в городские салуны. Ну и пусть. Она действовала вопреки рассудку и логике и знала только одно: нельзя позволить ему горевать в одиночестве. Надо, прежде всего, позаботиться, чтобы он был сейчас не один. Конечно, помня о его склонности вымещать ярость и раздражение на других, она была уверена, что Пэйс затеет драку, если наткнется на мужскую компанию. До нее доходили слухи, что в него стреляли, когда он подрался в Лексингтоне. Болтали, что это была дуэль, но Доре как-то не верилось. Она слышала, что по новой конституции запрещается жителям штата заниматься собственной практикой, если они дрались на дуэли. Пэйс слишком настроился на участие в выборах и не стал бы рисковать карьерой ради такой бессмыслицы, как дуэль. Но девушка знала, что у него всегда с собой оружие и он, не усомнившись, выстрелит первым, если увидит, что на него нападают. Его склонность к насилию ужасала ее. Будь Пэйс чужим человеком, она бы окружила его широкой полоской ничейной земли, но Пэйс называл ее ангелочком, покупал леденцы на палочке и ухитрился починить однажды ее куклу, хотя Дора уже давно не играла в нее. И после этого кукла спала с ней каждую ночь. Пэйс был единственным человеком на свете, который знал о существовании Доры.
Окинув взглядом намокшую от росы траву, Дора подумала, что, пожалуй, судит несправедливо. Об этом знал и Дэвид, но лишь потому, что ежедневно работал на ее ферме. Он не смотрел на нее как на пустое место, но ведь он тоже был квакером и привык к ее манерам и одежде. Правда, иногда ей казалось, что больше Дэвид в ней ничего не замечал: он видел только ее землю и ее платья. Пэйс, напротив, не обращал внимания на ее платья, но чувствовал не глядя, как только она входила в комнату. Дора была для него очень реальным существом.
Девушка помчалась по аллее к реке. Теплая, ясная весенняя ночь заставляла кровь быстрее бежать по жилам. У нее выработалось безошибочное чутье, Дора всегда знала, где его можно найти. Она бежала по невидимому, но верному пути, следом за ним. Сердце бешено стучало в груди, но это ее не беспокоило. Весной всегда так. Весной прыгают ягнята, и жеребенок закидывает назад голову и тоненько ржет непонятно почему. Весной жизнь убыстряет шаг, она опьяняет. И с телом происходит что-то странное.