И тем не менее, вспоминая некоторые особо неприятные моменты его уроков, я не могу так просто исключить возможность образования данного вида. Пусть такой вид существует, а мы будем думать, что же могло заставить такого, в общем-то, закрытого человека, как Бандзарт, так враз выплеснуть все свои имеющиеся в наличии (как видно, большом) эмоции при одном – может быть, самом заурядном – телефонном звонке. Вряд ли он, конечно, был заурядным, но, действительно, даже коллеги, а тут я могу сослаться на некоторые их мнения, никогда не отмечали какую-либо излишнюю эмоциональность или экспрессивность у Феликса. Да и представить, что он перед кем-то из посторонних или просто знакомых людей – под такими можно понимать тех же коллег, например, – стал бы исповедоваться или раскаиваться, очень тяжело. Бандзарт никогда не рассказывал на публике о своей личной жизни – он, думается, вообще никогда и никому о ней не рассказывал; если же говорить о его семейном положении, то за те пять лет, что он работает в школе, у народа успели развиться лишь только серьёзные подозрения на то, что Феликс холост. Дальше них дело пока не продвинулось, но и те ещё не вызывали абсолютную уверенность. Впрочем, оно и понятно, ибо словосочетания на эту тему звучали, по крайней мере, в пределах нашей школы не чаще, чем название какой-нибудь химикалии звучит на уроках литературы. Массу догадок имели и развивали учителя нашей школы относительно Феликса и его жизни, но все они, целиком, так или иначе, лишь составляли один большой вопросительный кадастр, который едва ли не каждый человек в нашей школе мечтал приоткрыть хоть на одну десятую процента.
Мы с Саней ещё обменялись парочкой реплик по теме вчерашнего случая, а потом решили попытаться хоть как-то связать его с заговором.
– Вряд ли она есть, – говорил Саня о связи. – Подозреваю, что тот звонок – это часть сугубо личных проблем Бандзарта.
– Личных?.. А с чего бы им не повлиять на заговор? Ведь вот и отражение: проблемы в личной жизни не могут не сказаться на жизни в школе.
– Тогда какие же это должны быть проблемы? – заинтересовался Саня, всерьёз ожидая, что я ему сейчас всё скажу.
– Ну, если бы я знал… – ответил я. – Это всё равно, что мне – быть Бандзартом! Но что, если эта история как-то связана с его приёмом на работу? Мы ведь как раз пытались понять, как он к нам попал, – напомнил я Сане.
– Ха, интересно!.. Тогда здесь важна и фигура Барнштейн! Но сколько у неё тайн? – задумался Саня.
– У неё-то? – удивлённо спросил я, как бы не веря, что Саня задался таким очевидным вопросом. – Там их океан! Вот хоть один приём Бандзарта на работу – уже какая тайна!
– Да, ты прав, – согласился Саня. – Да вообще: ситуация какая-то запутанная…
– Ну да. Пока вопросов больше, чем ответов. Если последние вообще имеются… Но один подозрительный момент ты уже заметил. Может, он тоже – часть тайны?
– Типа ключа?..
– Может, и так. Жаль только, что у нас нет иных фактов. Но стоит запомнить место его появления: интересно, что он мог забыть на Благодатной?..
– Да что угодно! – заявил Саня. – Дела-то уж везде можно обнаружить.
– Это ты хорошо сказал. Но Благодатную предлагаю иметь в виду. Так, на всякий случай. К тому же, … больно уж мне интересны его дела, – задумчиво произнёс я.
На том наш разговор завершился. Прозвенел звонок, и мы пошли в кабинет физики.
Конечно, потом, на следующих переменах, о вчерашней истории Сани узнали многие представители Компании, в особенности, наши одноклассники: Арман, Костя, Лёша, Вика, Миша, Даша… Замечу, что реакция у всех была разной. Арман, к примеру, ничуть не удивившись, сказал:
– А что тут странного? Этот Бандзарт на всё способен.
Даша явно была заинтригована:
– Любопытно. Жаль, меня не было в этой тэшке.
Костя к случившемуся отнёсся философски – так, как, наверно, ему и следовало к этому отнестись:
– Что ж, эти крики о многом говорят… Но, в любом случае, надо попытаться раздобыть о нём ещё больше информации, – и только тогда могут последовать первые выводы. Мне, например, интересно, где он родился, учился; чем занимался…
– А Интернет? – заметил Арман.
– Вряд ли, – сразу ответил Костя. – Я уже искал, там ничего нет.
Тем не менее, Арман, конечно, удивился и смог сказать разве что:
– Печально. Как же теперь?..
Костя же на это ответил, что работать придётся самим.
Однако тут вмешался Саня:
– То есть как «самим»? Вы хоть думали, как мы это будем делать? Это же жесть! У нас нет ни малейшего сведения о Бандзарте, кроме его имени, фамилии, возраста и места работы, но мы, похоже, собираемся надеяться и ждать, когда же вновь окажемся в одной тэшке! – возбуждённо заявил Саня.
– Потише, Сань, – весело приговаривал Костя. – Ты слишком громок для центральной рекреации.
– Да, возможно, но я… – тут Саня, очевидно, вновь собирался высказать какую-нибудь очередную свою гневную мысль, но Костя быстро оборвал это намерение, жестом показав тому, что, во избежание проблем, стоит и впрямь вести себя потише.