Заблуждение велосипеда

Все закончилось, разъехались мои коллеги, а я переменила дату вылета и бродила по промозглому, серому городу, дожидаясь первого декабря. Вдруг решила встретить день рождения папы в городе, где он родился.

Звонить Числу или нет?

Чувствовала, что не надо звонить. Чтобы не расстраиваться.

Зашла погреться в русско-сербско-польский букинистический. Женские романы, словари и разговорники, ничего интересного. Сборник стихов Пушкина для нерусских школ, с проставленными ударениями и сносками — что такое «мгла», «кровля обветшалая». Семьдесят второго года выпуска. Кто привез?

С полки выскальзывает тоненькая брошюрка, объемом школьной тетрадки в сорок восемь листов, в шершавой коричневой обложке из упаковочной бумаги, как раньше пакеты были, в овощном магазине взвешивали красно-зеленые болгарские яблоки.

«Поля и небеса». Альманах новой русской поэзии. Москва, восемьдесят третий год.

Все мне пригодится, кстати и весьма:
Белая синица, розовая тьма.
Синие метели
Заметут мой двор
В марте иль в апреле,
Услыхав капели,
Люди, птицы, звери
Вылезут из нор…

Или:

Оркестр Поля Мориа
Играет вальс, давно забытый,
И кружатся антисемиты
В зеркальных грудах хрусталя.
В стране, где все расклады странны,
Как из лесов, так из болот,
Нас ждет великий и нежданный,
Необозримый поворот…

Ну, просто Кассандра, пророк, светоч, как в воду глядел.

Это Никола Плужников. Теперь он отец пятерых детей, профессор-антрополог, спец по народам Севера. Когда я приглашаю его к себе в гости, он говорит, что нет денег на маршрутку. Пятьдесят рублей. Уважает наше государство науку антропологию…

А вот Маша Бабушкина:
Господи, дай мне сил
Не сердиться на дураков
Не грустить из-за пустяков
Слабым помогать
И сильных не бояться
Красотой бездушной не пленяться
И вовеки верить в чудеса…

Маша в начале девяностых, прихватив троих детей, как-то полулегально, «на коровьих копытах и с медвежьим пометом» выехала во Францию. Вроде бы с ней все нормально.

Иван Бурмистров, юноша с задатками гения, тоже из нашей дачной компании. Экспериментировал со всякими растворчиками, которые внутривенно, потом увяз в вульгарнейшем алкоголизме, но выкарабкался. Кладет мозаичные иконы. Очень правильный и богомольный.

Видел кучу камней? Это домик пророка,
Он живет в нем с тех пор, как угасла заря.
Никому не разведать последнего срока,
Но мне кажется все же, они это зря…
/Пионеры молчат./ — Мальчик, будь осторожен!
Сук не нам выбирать, на котором висеть.
Твой заснеженный путь с двух сторон огорожен,
И судьба вроде ткани, а может, как сеть.
А не веришь — попробуй жить зло и задорно,
Развивай красным галстуком выю свою.
Барабаны — всерьез! Стукачи, плюйте в горны!
Пионерская Зорге, на самом краю!

Или вот еще:

Долгий далекий свист; на улицах стремно.
Ночью в глазах трутся боками бревна.
Опасно стало внутри, да и ветер снаружи:
Муть поднимает со дна человеческой лужи.

Не кури и не пей. Плати, пробирайся к вере:

Те, кто на четвереньках, воют как звери.
Месяц враг на дворе, и вредно тягаться с судьбой.
Может, хоть к старости станешь самим собой.

Нет проблемы, как жить. Проблема, куда умереть.

Все искусства тщеславны: звенит лишь карманная медь.

Настоящие клады ждут молча в течение века,

Чтоб, как сосулька,
Сразить по башке
Человека.

Молодец, Иван Бурмистров. А напомни тебе теперь про эти стихи — небось удивишься.

А это что за «не в лад, невпопад»? Это я, сиротка: