Заблуждения капитализма или Пагубная самонадеянность профессора Хайека

Наконец, нельзя не упомянуть ещё одного, не названного Хайеком оппонента: это величайший биолог нашего века Конрад Лоренц, несравненный знаток “сложных систем” и исследователь человеческих культур. Почему же профессор Хайек не упоминает Лоренца – даже в обширной библиографии своей книги? Он должен был хорошо знать Лоренца даже лично: оба были австрийцы и почти ровесники; и если заключительная и важнейшая книга Лоренца “Оборотная сторона зеркала”[6] ускользнула от его внимания, это непростительный промах[7]. Книга эта содержит понимание человеческой культуры, по сравнению с которым “расширенный порядок” профессора Хайека выглядит детской игрой. Поняв, что такое культура, он не мог бы свести её к игре рыночных цен, обеспечивающей всего лишь выживание наибольшего числа особей. Он подумал бы, что продуктом эволюции является не только рынок, но и сам исследователь рынка Адам Смит. Но, может быть, профессор Хайек пренебрёг Лоренцем, не усматривая в нем оппонента? Ведь Лоренц не имеет репутации “социалиста”; согласно классификации журналистов, он скорее “консерватор”. Мы надеемся внести ясность в этот вопрос.

Упорное сохранение социализма в умах западной интеллигенции выглядит, на первый взгляд, чем-то парадоксальным. Может показаться, что социализм давно уже вышел из моды. Политические системы, претендовавшие на “строительство социализма”, уже погибли или находятся при последнем издыхании. На Западе, где возникло самое понятие социализма и дольше сохранялось его первоначальное содержание, к нему потеряли интерес те, кого он должен был осчастливить: пролетарии превратились в буржуа. Лишь слабый отзвук социализма сохранился в политике так называемых социалистических партий, давно уже утративших свой “рабочий” характер. В общем, на Западе одержала верх буржуазная культура или, по выражению Герцена, возобладало “мещанство”. Насколько ещё сохранился рабочий в старом смысле, то есть стоящий у станка, он во всём остальном такой же буржуа, как все получающие регулярный доход: это и есть “средний класс”, вполне безразличный к идеям социализма, да и ко всем идеям вообще.

Но идеи социализма создал не рабочий, а интеллигент. Они могли на какое-то время увлечь рабочего, пока он ещё не превратился в буржуа, но рабочий может превратиться в буржуа, а интеллигент – не может. Для рабочего – если он только рабочий – мышление не является органической потребностью, и точно так же для его собрата с “белым воротничком”, выполняющего какой-нибудь “сервис”.

Отбыв свою дневную службу, этот современный рабочий не читает и не думает: он отдыхает, сидя перед экраном телевизора и потягивая какой-нибудь напиток. Социализм не может предложить ему ничего лучшего: помните ли вы гимн обитателей Скотного двора? Ветряная мельница уже построена, и каждому отведено его стойло.

“Трудящийся”, живущий такой жизнью, уже не человек. В нем нет уже особых страстей и надежд, отличающих человека от всех животных. Поэтому он не представляет интереса для “искателей социализма”. Некоторые из них пытались найти нужный им материал в общественных низах, среди неудачливых, порочных и просто преступных. Там человек ещё способен на недолгий порыв. Но подлинным носителем извечного недовольства – следовательно, извечным “искателем социализма” – является только интеллигент. Психологической проекцией его искания и был так называемый “сознательный пролетарий”. В прошлом веке! Теперь ему не на кого свалить своё дело.

Для того, чтобы могла существовать интеллигенция, нужно не так уж много настоящих интеллигентов. “Чтобы свершился величайший труд, достаточен один дух на тысячу рук” (Гёте). Рыцарство не могло бы сохраниться, если бы не было странствующих рыцарей, искавших Святой Грааль. Не могла бы сохраниться религия, если бы не было аскетов в монастырях, искавших мистические прозрения. Что же – всё это были социалисты? Нет, это были их предтечи. Фараоны, инки и прочие рабовладельцы не были предшественниками социализма: у них не было идеала, и им нечего было искать. Удивительным образом один из наших современников усматривает начала социализма там, где был идеальный консерватизм. Но к определению социализма мы ещё вернёмся.

Сколько бы ни было “довольных” интеллигентов, нашедших своё место, всегда должно быть небольшое число “недовольных”. Иначе не будет никакого прогресса, и общество превратится в стоячее болото. Дело здесь не в выборе модели: “стационарное” общество долго не проживёт, оно начинает гнить. Если в нем есть механизмы, предотвращающие разложение, то нужны механизмы, охраняющие эти механизмы, и т. д.; и уже получается прогресс. Стагнирующее общество уничтожает “внешний враг”: если не степные кочевники, то СПИД. Стало быть, для сохранения западной культуры нужен прогресс – иначе она погибнет, как погибли все высокие культуры до неё. И, конечно, мы этого не хотим.