Забой номер семь

Как и все молодые люди, кто решает, какой путь избрать в жизни, Катерина задумалась над своим будущим. И предпочла избрать для себя нелегкий, пожалуй даже героический, жизненный путь. Ей вспомнилось, как еще позавчера она сказала Стефаносу, что предполагает уехать; куда отправиться, она не знает, но уедет во что бы то ни стало – ей надоела грязь, нищета, все надоело. Она исчезнет, упрямо повторяла она; быть может, просто пойдет да утопится. Стефанос с улыбкой протянул ей руку, но она отскочила, словно ее ударило электрическим током… А когда он понял, что это не пустая болтовня и ее действительно терзают сомнения, он стал серьезным.

– Не грызи, Катерина, ногти, – сказал он. Она молчала, а он продолжал: – Все бедняки стремятся избавиться от нужды. В твоих словах нет ничего нового.

«Опять завел свою песню», – думала Катерина. А Стефанос говорил, что счастье вокруг нее, среди грязи и нищеты. Нет, он не шутил. Счастье в общей борьбе людей за то, чтобы превратить этот поселок с его убогими лачугами в земной рай. Погибнуть ни за что ни про что – разве это помощь общему делу? Катерина проявляла нетерпение, она была уверена, что он сейчас вспомнит и о ее матери. Встав, она принесла ему из кухни обед и холодно спросила, не нужно ли ему еще чего-нибудь. Он посмотрел ей в глаза. Щеки у нее пылали.

– Нужно тебе что-нибудь? – повторила она. И вдруг, показав ему спину, убежала, напевая бойкую американскую песенку.

Было уже, наверно, около четырех часов утра, а Катерина, сидя на пороге, продолжала размышлять. Женщин работавших в шахте, она видела каждый день. Увядшие, грязные, в убогих платьях и грубых ботинках, низко повязав на лоб платок, они понуро брели по дороге после окончания смены. Она испытывала жалость и в то же время какую-то непонятную зависть к ним. Когда чувствуешь себя одиноким, всегда с огромной завистью смотришь на людей (пусть даже их жизненные условия хуже твоих), которые беседуют и шутят, живут и работают, связанные между собой общими интересами. Не раз, забравшись в заросли тимьяна, она наблюдала, как они группами шли в поселок, слышала их разговоры, шутки. Потом дорога пустела. В такие минуты она еще острее чувствовала свое одиночество.

– Он прав, – прошептала она. – И мама моя права.

Катерина решила работать на шахте из желания наказать себя. Она поняла это на другой день вечером, когда, придя с работы, стояла перепачканная, потная, лохматая перед осколком зеркала. Взяв лампу в руки, она долго, с огромным удовлетворением изучала свое лицо. Потом порвала в клочья фотографии кинозвезд. Да, она с рвением неофита мстила себе за свою женственность, привлекательность, кокетство, вульгарные повадки, так долго унижавшие ее человеческое достоинство.

Усталая и измученная, Катерина вскоре заснула.

Рано утром она встала и отправилась разыскивать десятника. Она попросила его принять ее на работу в вечернюю смену. Лукас удивился, но не стал возражать. Потом Катерина пошла к Стефаносу.

Она столкнулась с ним во дворе: Стефанос передвигался, опираясь на костыли. Он очень обрадовался, увидев ее. Она остановилась перед ним, тяжело дыша, и сказала:

– Я не уеду, буду работать на шахте.

– Выдержишь ли ты, Катерина? Это тяжелая работа, – сказал Стефанос. – Через пару дней ведь бросишь ее, – добавил он, засмеявшись.

– Скорее умру! – воскликнула Катерина.

И тут, словно догадавшись о происшедшей в ней перемене, он тепло улыбнулся. Она покраснела.

– Не грызи ногти, – сказал он…

Вспышка Катерины смутила Лукаса. Он попытался успокоить ее.

– Ну ладно, ладно, я пошутил. Он повесился не из-за тебя… он был тронутый, так все говорят в конторе… Вижу, мы с тобой не найдем общего языка, – заключил он, обкусывая стебелек базилика.

Лицо Катерины стало холодным. Она повернулась и пристально посмотрела на Лукаса.

– Ступай, делай свое дело, Лукас, – уже спокойно сказала она.

Но в ее спокойном топе скрывалось столько презрения, что десятник обиделся. Он выплюнул стебелек и, поникший, побрел к складу.

Глава третья

В это время в забое номер семь произвели четвертый взрыв. Молодой шахтер быстро пополз по грязи и исчез в глубине квершлага. Там уже укрылись несколько рабочих. Это была небольшая, давно заброшенная выработка. Теперь сюда подходил штрек, и по квершлагу прокладывали рельсы, так как это был более короткий путь на поверхность. Рельсы укладывали только рабочие первой смены, и в этот час здесь бывало пусто.

Раздался грохот. Земля содрогнулась. Клеархос почувствовал, как куски породы градом посыпались ему на голову. Он испуганно посмотрел на деревянную крепь.

– Не бойся, она выдержит. Беда обычно обрушивается на человека, прежде чем он успеет ее заметить, – сказал Старик.

Он сидел рядом с Клеархосом, прислонившись к стойке. Достав из кармана грязный носовой платок, Старик зажал им рот, чтобы предотвратить приступ кашля.

– Сколько еще будет взрывов? – спросил Клеархос.