Забой номер семь

Она сообщила ему массу новостей. Но, конечно, – она долго мялась – ей хотелось поговорить с ним о его жене. (В прошлом году из письма дяди Димитриса Стефанос узнал, что Элени находится в сумасшедшем доме.) Катерина не отходила от Стефаноса, пока пе выложила ему все сплетни про Элени и Фанасиса. Она выпалила даже то слово, что написала на двери Коротышка. Он схватил ее за руку, прося замолчать. Катерина, по-видимому, спохватилась: тотчас встала и ушла взволнованная.

Когда Стефанос остался один, он попытался приподняться в кровати. Снова почувствовал удивительную легкость в нижних конечностях. Сбросил одеяло и, уцепившись за железные планки, подтянулся к краю постели. После непродолжительного колебания соскользнул вниз и уперся ладонями в пол. Сжал зубы. Еще немного! Ноги гулко ударились о цемент. Он содрогнулся от нестерпимой боли: Но пополз по полу. Потом попробовал перекатываться с живота на спину, затем опять пополз, опираясь на ладони. Так он сделал круг по комнате. Влезть на кровать оказалось куда трудней. Стефанос бился над этим около часа. Он приподымался, цепляясь за железную раму кровати, но руки ослабевали, и он снова падал. Ободрал себе грудь и живот. Когда ему удалось наконец лечь, он ощутил страшную боль. Но это была не та обычная невралгическая боль, а боль от ушибов и царапин, наполнившая его беспредельной радостью и давшая ощущение жизни. Потом он долго лежал на спине в постели, вспоминая прошлое.

На следующий день ладони у него так саднили, что он не отважился повторить свой опыт. Зато через день добрался уже до кухни. Около печки у стены стояла деревянная лесенка, по которой его мать забиралась на полати. Он подполз к ней и ухватился за нижнюю ступеньку. Подтянувшись, вцепился во вторую. Парализованные ноги приподнялись немного. Пот ручьем струился по шее. Если бы руки у него не выдержали и разжались, он ударился бы лицом о лестницу.

Держась за шестую ступеньку, Стефанос почти выпрямился. Собрал последние силы и подтянулся еще. Ступни коснулись пола. Он встал на ноги.

Именно в этот момент и увидел его дядя Димитрис.

– Стефанос! – испуганно закричал он и подбежал, чтобы подхватить его.

– Я опираюсь на руки, – сказал тот. – Как только я увидел» ту пустую комнату, понял наконец, что больше нет матери, и сразу почувствовал, что буду стоять на ногах. Разве это не странно?

– Странно, – отозвался дядя Димитрис.

Стефанос хотел добавить, как тяжело ему было получать от Элени открытки, но промолчал.

Через неделю при помощи костылей он смог добираться от кровати до стола.

Стефанос сделал еще два шага. Опять прислонился к самому низкому столбику забора. Он чувствовал слабость во всем теле. Вот-вот упадет. Сердце бешено колотилось. Он прекрасно понимал, что его сегодняшняя прогулка – чистое безумие. Со вчерашнего дня он во всех подробностях ее обдумывал. Угольщику не сказал ни слова: дядя Димитрис увязался бы за ним и только помешал. Сегодня, чтобы сохранить силы, он не вставал с постели. До вечера ждал Катерину, но девушка почему-то не пришла. Он был удивлен, что ее отсутствие сильно огорчает его. Видно, он привык к ее ежедневным посещениям.

Стефанос лежа оделся и с большим трудом встал, опираясь на костыли. К бараку, где жил Старик, нужно было спуститься по улице до второго перекрестка. Он тронулся в путь, как только стемнело. Передвигался от дома к дому. Чем дальше уходил, тем больше мучил его безотчетный страх. В течение нескольких лет прикованный к постели, ой отвык от движения и перемены обстановки. Стефанос ощущал себя неразрывно связанным с кроватью, одеялом, стенами, предметами обихода на тумбочке у изголовья – там чувствовал он себя в безопасности. Но как только из поля зрения исчезли привычные вещи, ему показалось, что он очутился в пустоте.

Его путали дома, люди, холодный ветер. Несколько раз он готов был отступить: постояв па углу, уже повернул было назад, подгоняемый безотчетным страхом. Но изменил решение. «Выдержу», – подумал он и продолжал свой путь.

Он пересек первый перекресток и, дойдя до общественной уборной, завернул за угол. Старик жил на улочке, круто спускавшейся вниз, и идти по ней было трудно. Каждые полметра приходилось останавливаться. Он доковылял до маленькой калитки и, тяжело дыша, прислонился к забору. Костыль выскользнул у него из-под мышки, и Стефанос упал прямо в грязь.

Он чуть не закричал. Но в ту же минуту мысленно представил себе сцену, которая за этим последует: сбегутся встревоженные люди, подымут его на руки и донесут до кровати. И все будут говорить: «Что за безумие! Вышел на улицу!» То же самое скажут дядя Димитрис и Катерина. То же скажет Старик. То же скажут старые товарищи, узнав, что его выпустили из тюрьмы. Потом все они придут навестить его. Нет, этого он не хотел, во всяком случае у него были другие планы. Поэтому он тянул столько дней и до сих пор не известил их, что вернулся.

Он прижался щекой к обломку кирпича.

Кирпич был твердый и сырой. Стефанос увидел в окошечке барака бледный свет лампы.