– Что эта Христина, то есть Тамара, погибла из-за какого-то начальника. Вернее, шахтовладельца. Было, типа, нарушение техники безопасности. Давно, в девятнадцатом веке. А вы потом этого владельца убили. А сами бросились в шурф, не выдержав разлуки с возлюбленной, и стали призраком, который покровительствует шахтерам и ненавидит начальников.
– Какая романтическая история… – Он хохотнул. – Все было не так.
– А как?
– Мы с Тамарой познакомились в горном техникуме. Я пришел учиться на электрика, она на маркшейдера. Помню, стоим первого сентября на линейке, и она проходит мимо с подругой, такая легкая, нарядная, в светлом шелковом платьице. Меня словно горячим ветром обожгло. Вскоре познакомились, стали встречаться, через два года поженились. Она жила на Собачьем хуторе, в многодетной семье. Отец у нее был пьющий. После свадьбы я привез ее к себе, сначала жили с моей мамой, потом нам дали квартиру. Я ребеночка очень хотел, но она все откладывала. Она хотела сначала обу-строить быт, хватит, говорила, нажилась в бедности. А потом ей «Жигули» захотелось. Я перевелся в лаву крутого падения, там платили до тысячи в месяц. «Жигули» стоили пять-шесть тысяч, я думал: куплю машину, уйду с опасного участка. Жена работала в табельной. И вдруг до меня стали доходить слухи, что во время ночных смен у нее в каптерке подолгу засиживается начальник ВТБ. Я задал ей вопрос. Она ответила, что он инвентаризацию делает. А потом был взрыв… Ты помнишь ядерный взрыв?
– Мне рассказывали.
– Перед взрывом всех выводили из шахты, эвакуировали поселок. Я помогал ученым устанавливать оборудование. А в табельной как раз Тамара дежурила, ее смена. Я задержался, одно крепление долго не мог приладить, последним ушел с участка. Прихожу к клети, жду-жду, клеть не опускается. Никто не собирается выводить меня из шахты. Забыли. А Тамара взяла мой номерок с доски учета и в карман себе положила, а начальству сообщила, что в шахте никого не осталось.
Он замолчал.
– И что потом? – спросила я.
– С тех пор я здесь.
– Вы живете под землей двадцать лет? Но как?
– Давай на «ты». Угнетают меня эти официальные отношения.
– Давай, – согласилась я. – А как ты выжил?
– Не знаю. Со мной произошло что-то странное. Когда бабахнуло, я очутился внутри сияния. Видела северное сияние?
– На картинке.
– До этого я тоже только на картинках видел. Только там полосы изображены вертикальные одного или двух цветов, а там, где я очутился, полосы ходили вокруг меня, как спирали. Яркие. Всех цветов радуги. Там, внутри, я провел двенадцать часов, но времени не чувствовал, словно его не существовало.
– Но откуда ты знаешь, что именно двенадцать?
– Знаю, и все. Мне трудно это объяснить.
– И бабочку трудно объяснить?
– И бабочку… Я очень изменился после взрыва.
– Слушай, – спросила я после недолгой паузы, – а как ты узнал, что твоя Тамара тебя предала? Может, это как-то случайно получилось? Может, ее подменили на рабочем месте? Может, ей стало плохо, ее отвезли в больницу, а другую табельщицу забыли поставить в известность, что человек остался в шахте?
– Я все проверил в архиве. В журнале учета за тот день стоит ее подпись.
– Так это ты шухер навел в архиве?
Шубин захохотал:
– Я!
Он хохотал как ненормальный.
– Чего ты ржешь? Что тут смешного?
– А все смешное.
Он всхлипывал от смеха и утирал слезы. Казалось, он сейчас задохнется от смеха.
– Но после взрыва прошло двадцать лет…
Я пыталась вернуть его к разговору, но он продолжал хохотать. Он всхлипывал и вытирал рукавом слезящиеся глаза.
– Да успокойся ты! Расскажи, что ты ешь? Где берешь воду? Как спишь? Как человек может столько лет провести под землей?
Внезапно он замолчал и стал серьезен.
Смена настроения произошла так быстро, словно он механически переключил режим во внутренних настройках.
– Теперь я не совсем человек. Еда и вода мне не нужны. Я не ем и не пью. А отдыхаю здесь, в этом кресле. Ты когда-нибудь видела привидение? – внезапно спросил он.
– Нет, ни разу…
– Вот и я ни разу, – грустно сказал Шубин, но тут же заулыбался во весь рот: – Ты будешь моим привидением.
– В смысле? – Меня насторожили его слова.
– Ты будешь привидением. Не от слова «видеть», а от слова «водить». Ты будешь приводить людей к шурфу, к тому самому, в который провалилась, и сбрасывать вниз. А я здесь буду их встречать.
– Ты это серьезно?
– Да, – ответил он.
– Зачем тебе это?
– Нужно.
– Нормально! Клево ты все придумал! Очуметь! А ты у людей спрашивал, хотят ли они упасть в шурф?
– После того как я их обработаю в капсуле, они будут мне благодарны. Сначала немножко насилия, но потом они будут счастливы, что с ними это произошло. Это как удаление гнойника.
Мне стало нехорошо.
Ядерный взрыв, несомненно, повредил парню мозги. Сначала меня забавляли его странности, но теперь стало жутко. Я не подала вида и продолжила разговор:
– А что это за капсула такая?
– После взрыва образовалась капсула, и если провести в ней некоторое время…
Шубин замолчал и опустил глаза.
– Что? – спросила я.
Он поднял взгляд и продолжил:
– Если человек проводит двенадцать часов в капсуле, он становится другим.
– Каким другим?