Заболотный

— Великая вещь огонь, други мои! — говорит он, протягивая к печурке посиневшие руки. — Только что-то он у вас не ярко горит. Нет среди вас Прометея. Дров не привезли? И вы не знаете, что делать? Если позволите, готов дать совет. Даже стихотворный. Мне нынче не спалось, так я грешным делом вирши сочинил. Так и называются: «Прометей»…

Глядя в огонь, Даниил Кириллович начинает читать глуховатым, слегка запинающимся голосом, по-украински мягко выговаривая слова:

Шипят дрова сырые, дорогие,
Дымят поленья, слезы вызывая,
Дрожат конечности промерзшие, нагие…
Но надо жить, ничуть не унывая!

Порывом мощным я схватил охапку писем,

Стихов любовных полные тетради:
Я от природы буду независим,
Не уступлю в борьбе жестокой я ни пяди.

Дыханьем собственным раздул проворно кучу

Творений пламенных искусства и науки
И к искрам огненным простер могуче
Окоченевшие стопы и руки…

И под общий смех Заболотный весьма наглядно показывает, как именно это следует делать. А в печурку уже летят старые газеты, обрывки бумаги, пачки ненужных писем. Пламя весело вспыхивает и победно гудит в трубе.

Вдруг дверь резко распахивается, обдав всех холодом и заставив обернуться. На пороге стоит доктор Б.М. Паллон. В руках у нее какой-то громоздкий и, видимо, тяжелый тюк. Кто-то бросается ей помогать, другой захлопывает дверь.

— Осторожнее! — кричит она. — Дайте я сама. Она начинает развязывать тюк. И вдруг из него выглядывает испуганное детское лицо. Раскосые глаза щурятся от яркого света, они вот-вот готовы заплакать, напуганные таким множеством склонившихся незнакомых лиц.

Развязан последний узел, — перед нами худенький мальчик лет шести в совершенно неимоверных отрепьях.

— Я нашла его в фанзе, — рассказывает Паллон, торопливо развязывая башлык. — Там восемь трупов и он один живой. Прижался к матери и плачет, а она уже давно похолодела. Ужас!.. Неужели и он заразился?

Мы наперебой наливаем мальчонке чай, накладываем перед ним на блюдечко горку сахара, еще больше пугая его суетой.

— Оставьте хлопчика в покое, — решительно отстраняет нас Заболотный. — Немедленно теплую ванну, прививку, лохмотья его облить керосином и сжечь тут же во дворе.

— Я сама все сделаю, Даниил Кириллович, — говорит Паллон, — Ко мне он вроде уже привык немножко.

Она уносит ребенка, а мы тоже все отправляемся мыться. Комнату, где только что так уютно грелись у огонька, приходится срочно дезинфицировать: с чумой не шутят, это мы уже усвоили на веки вечные.

Целую неделю мы все беспокоимся за судьбу маленького Ян-Гуя. Даниил Кириллович, к которому он как-то сразу проникся доверием, сам проводит несколько анализов. Все пробы чисты. Кажется, мальчик действительно чудом не заразился.

— Но что же вы собираетесь с ним делать? — спрашивает Заболотный у Паллон.

Она неуверенно пожимает плечами.

— Пока не кончится эпидемия, поживет у меня.

Заболотный хмыкает и уходит. Потом возвращается, присев на корточки, долго смотрит, как Ян-Гуй с аппетитом уплетает кашу, задумчиво вздыхает, качает головой.

Так Даниил Кириллович мается несколько дней. А потом однажды вечером вдруг говорит мне:

— Знаешь что, решил я этого хлопчика увезти в Петербург. Усыновлю его, квартира у нас большая, в школу станет ходить. Ян-Гуй Заболотный — не плохо звучит, а? А то… был у нас с Милочкой свой хлопчик, да умер… Год только прожил, не уберегли… Трудно жили, голодно. Ты же помнишь…

И с грустной усмешкой, пожав плечами, он задумчиво добавляет:

— Вот тебе и эпидемия! Выходит, на ней не только терять, но и находить можно. Так-то, брат!..

Наступает март. Эпидемия начинает резко идти на спад. «Черная смерть», верная своей коварной природе, опять отступает, прячется, уходит в подполье. Куда? И надолго ли?..

В Мукдене открывается Международная противочумная конференция. Туда съезжаются крупнейшие светила со всего мира: Китазато из Японии, Галеоти из Италии, Петри из Англии, Стронг из Америки, — чтобы попробовать общими силами разобраться в загадках «черной смерти». Делегатом от России едет туда Даниил Кириллович, захватив с собой несколько членов экспедиции.

На конференции в Мукдене Заболотный сделал три доклада: о причинах эндемичности чумы в Маньчжурии, о результатах работы экспедиции и о предохранительных прививках. Гипотеза Заболотного о роли грызунов — «хранителей» чумы встретила возражения большинства делегатов, но все-таки по настоянию Даниила Кирилловича, пользовавшегося к тому времени уже громадным авторитетом, в решениях конференции удалось записать: