Заботы пятьдесят третьего года

- Больше некому. Кодла больно противная у них была, всякой твари по паре.

- Про правило ничего не слыхал?

- Откуда?! Меня ж, завязанного, опасаются. Но одно могу сказать наверняка оно было. Не могли они из-за остатка не перекусаться.

- Про остаток откуда знаешь?

- Я на суд тогда ходил, Саня. За Леньку болел. Эх, Ленька, Ленька! И шлепнул его наверняка самый глупый. Дурачок подставленный.

- Кем? Столбом?

- Вряд ли. Столб на дне. И показываться не будет.

- Тогда Цыган. Больше некому.

- Ты что, Ромку не знаешь? Без умыслов он.

- Тогда кто же?

- Хрен его знает.

- Да, дела, - подвел черту Александр. Помолчали.

- Не помог? - жалостно спросил Константин.

- Почему не помог? Помог. Помог понять, что шуровал здесь умный. А среди пятерки законников шибко умных-то и нет. Где мне умных найти?

- Ты сначала глупого найди. Того, что Леньку застрелил.

- Найти-то найду. Доказывать тяжело придется.

- А ты постарайся, - сказал Константин и снова полез к голубям. Посмотрел, доложил: - Спит, гадюка. Раскинулся, как чистый бухарик.

- Пойдем, Костя, домой, - предложил Александр.

Константин сверху посмотрел на него:

- Скучный ты стал, Саня. А какой с войны пришел! Веселый, озорной, молодой! Шибко постарел.

- С вами постареешь.

- Пойдем ко мне, я у сеструх пошурую, что-нибудь найду. Выпьем по-человечески.

- Я еще и дома не был, Костя.

Мать вернулась из рейса. Они со смаком ели картошку с малосольным омулем, пили чай. Мать вымыла посуду и сказала, разглядев сына, Костиным словом:

- Постарел ты шибко, сынок.

Матери не скажешь: "С вами постареешь", - сказал, абы сказал:

- Тридцатку в июне разменяю.

- Какие это годы! - возразила мать и неожиданно для себя быстро зевнула и удивилась: - Устала я за рейс-то!

- Немудрено. Ложись-ка, мать, спать.

И тут из коридора донесся стук шагов. Четко звучали твердые каблуки. Каблуки решительно приближались. Мать прислушалась.

- Не наш кто-то.

Тотчас в дверь постучали.

- Войдите, - разрешил Александр.

Дверь открылась и в проеме показался аккуратный молодой человек в коротком сером пальто, который вежливо поздоровался:

- Здравствуйте.

- Ты - Владлен Греков, Алькин одноклассник, да? - обрадованно вспомнил Александр.

- Да, Саша. Мне вас вспоминать не приходится, я вас просто помню, со смыслом ответил Греков.

Игры в вежливость Александр не признавал. Привык в своей конторе брать быка за рога.

- А почему не в форме? Ты же офицер, летчик.

- Демобилизовался я, Саша.

- С начальством не поладил или заболел?

- Объективные причины, - не стал пояснять Владлен Греков причины истинные и сразу же приступил к делу: - Я Алика ищу, а он, оказывается, переехал. Был у Виллена и не застал. Вы не подскажете мне адрес Алика?

- Ты садись, Владлен. Чайку попьем.

- С удовольствием, но некогда, - воспитанно отказался Владлен и ожидающе посмотрел на Александра. - Если знаешь, то говори, чего тянуть.

Александр усмехнулся, ответил сугубо по делу:

- Русаковская восемь, квартира тридцать девять. Все?

- Спасибо вам большое, извините, что побеспокоил.

- А может, чайку-то выпьете? - предложила теперь мать. Александр осудил ее за ненужную навязчивость:

- Товарищ спешит. Ты ведь спешишь, Владлен?

- Да, к моему сожалению. Всего вам доброго, - Владлен Греков поднялся, откланялся, открыл дверь и вышел в коридор. Четко зазвучали твердые каблуки. Мать опять зевнула. На этот раз в охотку и с удовольствием.

- Справный какой паренек.

К десяти утра все подтянулись. Майор Смирнов оглядел своих орлов. А орлы - его. С чувством собственного достоинства: поработали с толком, было что сообщить.

- Кое-что наковыряли, вижу, - догадался Смирнов. - Был такой журнал до войны, "Наши достижения". Сегодня ваши лица - просто с обложки этого журнала.

- Это оскорбление или, наоборот, высокая оценка тебе еще не ведомых наших заслуг? - осведомился Казарян.

- Оценка, оценка, - успокоил его Смирнов. - Результаты давай.

- Версия "огольцы", - начал Роман. - Как я и полагал, оказалась перспективной. Завтра в двенадцать ноль-ноль можно брать Цыгана, а между двадцатью и двадцатью одним - Николая Самсонова по кличке Колхозник.

Казарян доложил только результаты и замолк. Смирнов перевел начальственный взор на Ларионова. Тот упрямо - любил делать все, как положено, - поднялся и доложил:

- По моим сведениям, было правило участников мехового дела.

И сел. Счел свои сведения достаточными.

- А ведь это они, ребята. Кто-то из них, - окончательно убедился Смирнов. - Ну а теперь - в деталях. По порядку изложите. А потом операцию разрабатывать начнем. Так, бойцы?

- А у тебя других дел нет? - невинно спросил Казарян.

- Под завязку. А что?

- В общем, ты на нас не надеешься. Что ж, давай по порядку.

- Сами, значит, разработали. Что же мне тогда делать?

- Ты все время забываешься, Саня, что ты - начальник. Ты - в курсе. Ты можешь разрешить или запретить. Если разрешишь, то мы исполним и по исполнении доложим. Так, Сережа? - Казарян привлек на свою сторону Ларионова.

- Так, - подтвердил он.