Забрать любовь

— Как дела, Арлен? — пролепетала я, переминаясь с ноги на ногу.

— Прекрасно, — ответила она и окликнула еще несколько жен, с которыми я тоже была знакома.

Я вежливо им улыбнулась и, немного попятившись, стала прислушиваться к разговору, вращавшемуся вокруг встреч выпускниц Уэллесли и особенностях остекления особняков на берегу океана.

Жены хирургов были способны на все без исключения. Они воспитывали детей и работали риэлторами в агентствах по торговле недвижимостью, держали службы по обслуживанию банкетов и писали книги. Причем все это они делали одновременно. Разумеется, на них работали няни и повара и прочая прислуга, но в своих разговорах они всех этих людей даже не упоминали. Зато они беспрестанно сыпали именами знаменитостей, с которыми были знакомы, названиями городов, где побывали, и представлений, которые посмотрели. Они были унизаны бриллиантами, а румяна на их щеках искрились в приглушенном свете люстр. У меня не было с ними ничего общего.

Рядом возникло лицо Николаса, желающего знать, все ли у меня хорошо. Ему было необходимо побеседовать с Фогерти о каком-то пациенте. Женщины немедленно столпились вокруг меня.

— Ах, Ник, — защебетали они, — как давно мы тебя не видели!

Они обвили меня своими холодными руками и пообещали обо мне позаботиться. Я же задалась вопросом, с каких это пор мой супруг позволяет называть себя не Николасом, а как-то иначе.

Мы потанцевали под звуки настоящего оркестра, после чего вновь распахнулись двойные стеклянные двери, приглашая нас на банкет. Обед, как всегда, оказался весьма познавательным мероприятием. Я еще очень многого не знала. Я не знала о существовании ножа для рыбы. Я не знала, что улиток можно есть. Я дула на суп из латука, пока не поняла, что его подают холодным. Николас держался с уверенностью профессионала, а я не могла понять, как меня угораздило вляпаться в такую жизнь.

Ко мне обернулся один из врачей.

— Прошу прощения, — заговорил он, — но я совсем забыл, кто вы по профессии.

Я уставилась в тарелку, ожидая, что Николас сейчас придет мне на помощь. Но он с кем-то беседовал и не слышал вопроса. Мы с ним уже обсуждали эту тему и договорились никого не посвящать в то, чем я занимаюсь. Он заверил меня, что вовсе не стесняется моей работы, просто ему необходимо поддерживать определенный имидж. Жены хирургов обычно не работали официантками. Я приклеила к лицу свою самую ослепительную улыбку и попыталась сымитировать легкомысленный тон других жен.

— Видите ли, — прощебетала я, — по большей части я занимаюсь тем, что разбиваю мужские сердца и обеспечиваю супруга работой.

Воцарилось молчание. Мои стиснутые под столом руки дрожали, а по спине струился пот. Затем раздался дребезжащий смех и голос:

— Где вы нашли такое сокровище, Прескотт?

Николас обернулся к нам. По его лицу медленно расползалась ленивая ухмылка.

— В ресторане, — отозвался он. — Она принесла мне бифштекс.

Я не шелохнулась. Все засмеялись, решив, что Николас пошутил. Но он сделал именно то, чего делать был не должен. Я пристально смотрела на него, но он смеялся вместе со всеми. Я представила себе, как жены врачей садятся в машину и говорят своим супругам: «Что ж, это многое объясняет».

— Прошу прощения, — произнесла я, вставая из-за стола.

У меня дрожали колени, но я медленно направилась в туалетную комнату.

Там было несколько человек, хотя ни с одной из дам я не была знакома. Я скользнула в кабинку и присела на краешек унитаза. Комкая салфетку, я готовилась бороться со слезами, но мои глаза остались сухими. Я пыталась понять, что заставило меня жить чужой, а не своей жизнью, но поняла лишь то, что меня сейчас стошнит.

Когда меня перестало рвать, я ощутила ужасную пустоту внутри, а в ушах гулко стучала кровь. Когда я вышла из кабинки, все обернулись и уставились на меня. Впрочем, помощь мне предлагать никто не стал. Я прополоскала рот водой и вышла в коридор. Там меня уже ожидал Николас. Справедливости ради следует отметить, что он выглядел встревоженным.

— Отвези меня домой, — сказала я. — Сейчас.

Всю дорогу мы молчали, а когда подъехали к дому, я оттолкнула его и ринулась в ванную, где меня снова стошнило. Подняв голову, я увидела стоящего в дверях Николаса.

— Что ты ела? — спросил он.

Я вытерла лицо полотенцем. Мое горло горело огнем.

— За сегодняшний вечер это уже второй раз, — вместо ответа сказала я.

Больше я не проронила ни слова. Николас оставил меня в покое. Он снял свой галстук-бабочку и камербанд и бросил их на спинку кровати. В лунном свете они как будто дрожали и извивались, словно змеи. Он сел на край постели.

— Ты ведь не сердишься на меня, Пейдж?

Я скользнула под одеяло и повернулась к нему спиной.

— Я просто пошутил, — продолжал он. — Я не хотел тебя обидеть. — Он придвинулся и обнял меня за плечи. — Ты ведь это знаешь, правда?

Я выпрямила спину и скрестила руки на груди. Я сказала себе, что не желаю с ним разговаривать. Только услышав мерное дыхание спящего Николаса, я дала волю слезам. Они, как горячая ртуть, струились по моему лицу и стекали на подушку.

***