Забрать любовь

Он откинул голову на спинку дивана, вознамерившись во что бы то ни стало завязать самый обычный разговор. Он заговорил о погоде и о местных спортивных командах, а Пейдж начала сплетничать о работающих в «Мерси» официантках. Звук ее голоса действовал на Николаса успокаивающе. Он задавал ей вопросы только для того, чтобы она продолжала говорить. Она подробно описала ему внешность своего отца, рассказала, как однажды попыталась прочитать словарь, потому что одноклассница заявила, что это сделает ее умнее. К сожалению, ей удалось добраться только до буквы Н. Она так живо описала купание в озере Мичиган в конце мая, что у Николаса тело покрылось гусиной кожей.

Они уже лежали рядом на узком диване, когда Николас спросил ее о матери. Она упомянула о ней лишь однажды, но у Николаса сложилось впечатление, что неуловимая миссис О’Тул никогда не покидает мыслей своей дочери. Пейдж не желала делиться подробностями, и все, что ему было известно, так это то, что мать исчезла, когда ей было всего пять лет, и она ее почти не помнила. «Но должна же она что-то чувствовать?» — спрашивал себя Николас. По крайней мере, у нее должны были сохраниться какие-то впечатления.

— Какой была твоя мама? — осторожно поинтересовался Николас, скользя губами по щеке Пейдж.

Она мгновенно напряглась.

— Предположительно такой, как я, — ответила она. — Папа говорит, что она была похожа на меня.

— Ты хочешь сказать, что ты похожа на нее? — уточнил Николас.

— Нет. — Пейдж поднялась и села в ногах дивана. — Я хочу сказать, что она была похожа на меня. Ведь я никуда не исчезала. Значит, это ее надо сравнивать со мной, а не наоборот.

Николас не стал спорить с такой логикой. Он тоже сел и откинулся на подлокотник в противоположном конце дивана.

— Отец когда-нибудь говорил тебе, почему она ушла? — спросил он, проводя пальцами по гладкой черной коже сиденья.

Кровь отхлынула от лица Пейдж. Но почти мгновенно волна краски залила ее шею и поднялась к щекам.

— Ты хочешь жениться на мне или на моих родственниках? — вставая с дивана, поинтересовалась она.

Несколько мгновений Пейдж в упор смотрела на утратившего дар речи Николаса. Затем улыбнулась так искренне, что на ее щеках заиграли ямочки, а глаза заискрились.

— Просто я очень устала, — призналась она. — Я не хотела тебя обидеть. Но мне действительно пора.

Николас помог ей надеть пальто и подвез до квартиры Дорис. Он припарковался у обочины и, стиснув руль, смотрел, как Пейдж роется в сумочке в поисках ключа. Он перебирал в памяти все, что Пейдж сообщила ему о своей матери, и так сосредоточился на своем занятии, что почти не слышал, что она говорит. Сначала он перепугал ее предложением выйти замуж, а потом, когда она начала немного оттаивать, снова все испортил, задав вопрос о матери. Но почему один-единственный дурацкий вопрос так вывел ее из равновесия? Возможно, она что-то скрывает? Историю наподобие дела Лиззи Борден? Или ее мать безумна, и Пейдж не хочет рассказывать об этом Николасу, опасаясь, что тот сочтет заболевание наследственным? Или безумен сам Николас, пытающийся убедить себя в том, что зияющий пробел в прошлом Пейдж, по большому счету, не имеет никакого значения?

— Ну и вечерок! — сказала Пейдж, в упор глядя на Николаса. Он не ответил. Он даже не обернулся к ней, и она перевела взгляд на свои сложенные на коленях руки. — Я не собираюсь ловить тебя на слове, — мягко произнесла она. — Я понимаю, что у тебя это вырвалось случайно.

Тут Николас как будто очнулся и, обернувшись к Пейдж, вложил ей в ладонь запасной ключ от своей квартиры.

— Я хочу, чтобы ты поймала меня на слове, — ответил он и крепко обнял девушку.

— В котором часу ты завтра вернешься домой? — прошептала она, уткнувшись лицом в его шею.

Он почувствовал, как ее доверие раскрывается подобно цветку и через прикосновение ее пальцев входит в его душу. Она откинула голову, ожидая поцелуя, но он лишь ласково прижался губами к ее лбу.

Пейдж удивленно отстранилась и так изучающе посмотрела на Николаса, как будто собиралась написать его портрет. Потом она улыбнулась.

— Я подумаю, — сказала она.

***

Когда на следующий день он вернулся домой из больницы, его ожидала Пейдж. Подойдя к двери, он понял, что отношения между ними наладились. Об этом ему сообщил просочившийся на площадку аромат сливочного печенья. Ему было известно, что, когда утром он уходил из дома, в его холодильнике не было ничего, за исключением заплесневелого бананового кекса и полупустой банки маринованных овощей. Судя по всему, Пейдж явилась сюда с полными сумками всякой всячины. Его потрясло ощущение тепла, от одной этой мысли разлившегося по телу.

Она сидела на полу, прижав ладони к раскрытым страницам «Анатомии» Грея, как будто пытаясь стыдливо прикрыть мускуло-скелетное изображение обнаженного мужчины. Сначала она даже не заметила возникшего на пороге Николаса.

— Фаланги, — шепотом прочитала она.