Заброшенное метро

Макс с Серёгой помогли мне встать. Немного отдышавшись, я рассказал о том, что видел. Они то и дело переглядывались, недоверчиво хмуря брови, и криво ухмылялись, видимо, считая, что я сбрендил. Пока я не указал на очки за Ксюхиной ногой…

Ксюха отскочила, будто ошпаренная, чуть не сбив меня с ног. Серёга медленно попятился. Макс рефлекторно тоже дёрнулся было назад, но на мгновение замер. Затем тряхнул своей чёлкой, словно пытаясь отбросить сомнения, и нерешительно подошёл к очкам, осторожно коснулся их носком ботинка.

– Да ну, бредятина какая-то… – заключил он. – Если это розыгрыш, то он тупой какой-то, Лёх.

– Делать мне больше нечего. – проворчал я с обидой.

– Слушай, а может, у тебя это… – Серёга повертел ладонью над головой, – чакры вдруг открылись?!

– Ой, ну вот чё ты ересь несёшь! – Махнул на него Макс. – Чакры, херакры…

– Да я серьёзно! В передаче про экстрасенсов видел. Там у одного как раз после сильного стресса открылись эти… как его?

– Способности? – помогла Ксюха.

– Да! – Серёга воодушевлённо щёлкнул пальцами.

– Пердобности! – отрезал Макс, вскинув руки. – Заканчивайте уже, а! Ну, переволновался человек, фантазия разыгралась, отключился на минутку. Бывает. Главное, – жив, здоров, на ногах, вон, стоит.

Макс никогда не любил сложностей, вечно предпочитая ограничиваться простыми объяснениями. Так случилось и в этот раз. Он повернулся ко мне и потряс за плечо, будто ничего необычного не произошло:

– Ты как, Лёх? Порядок? Идти можешь?

– Нормально. Могу. – ответил я, наклоняясь за своим рюкзаком на полу. Мне вдруг самому захотелось закрыть эту тему. Ну или хотя бы отложить на время. Вопросы по ней, конечно, оставались, и они меня всерьёз волновали. Но соображалось сейчас плохо. Нужно переключиться, отвлечься и думать о хорошем. О том, куда мы попали, и о том, что ждёт нас там, впереди, за плавно изгибающимся проходом к… По спине пробежала приятная дрожь.

Отряхнув рюкзак от пыли, я накинул его на плечи и, попытавшись состряпать подобие улыбки, обратился ко всем:

– Правда, пойдёмте уже.

– А как же… – начал было Серёга.

– Попозже, ладно?

Серый перевёл взгляд на Ксюху. Та пожала плечами:

– Ну… как скажешь.

Под ногами зашуршала бетонная крошка и захрустели осколки стекла, а лучи наших фонарей, разрезая тьму, наперегонки бегали по потолочному своду и стенам широкого прохода, по которому мы двигались вперёд, к станции.

– Ой… Что это? Носилки?! – встревоженно спросила Ксюха, когда один из лучей вдруг выхватил из темноты приставленный к стене грязный продолговатый прямоугольник. Мы невольно остановились.

– Кажется, да… – ответил я, глядя на торчащие деревянные ручки по краям.

– Фу! А это что, кровь?! – Ксюха указала пальцем на засохшие бурые пятна в болотного цвета брезенте. Рядом валялись размотанные бинты, покрытые чем-то таким же бурым.

Мне вдруг стало очень неприятно. Стало не по себе. Макс зачем-то достал телефон и сфоткал увиденное.

– Максим, блин! – одёрнула его Ксюха за рукав.

– Чего?

– Ничего!

– Пойдёмте-ка дальше, а? – предложил Серёга.

Никто не стал спорить, и мы поспешили продолжить путь, так и оставив Ксюхин вопрос без ответа.

От этих засохших пятен захотелось вдруг отмыться, хоть мы их и не касались. На какой-то миг окружающее нас пространство перестало казаться мне таким уж неодушевлённым. Попробовав отвлечься, я сосредоточил внимание на покрытом многолетним слоем пыли бетонном полу. Безуспешно пытаясь обнаружить в нём хоть какие-то следы, я чуть было не врезался во внезапно возникшие передо мной железные прутья. Ух, блин! Чего это я так втопил. Ребята немного отстали. Отступив на пару шагов назад, я поднял фонарь. Весь проём от стены до стены занимала ржавая, когда-то наспех коряво сваренная, решётка. Подошёл Серёга.

– Ё-маё… И что делать? – он вопросительно посмотрел на меня.

Я лишь растерянно помотал головой в ответ.

Макс, чертыхнувшись, схватился обеими руками за прутья и что есть силы потряс. Громовой железный лязг пронёсся по проходу так, что ударило по перепонкам.

– Ты что творишь?! – я одёрнул его от решётки.

– Да хотел проверить… – начал оправдываться он.

– Видно же, что намертво. Зачем… – я махнул рукой и стал внимательнее осматривать преграду, пытаясь за что-то зацепиться.

Прутья арматуры были хоть и, понятное дело, старыми, но советскими, толстыми, а значит – надёжными. Сделано, как говорится, на века. Промежутки между ними были довольно узкими, даже худенькая Ксюха тут не пролезет. На решётке висело несколько предупредительных оргалитовых табличек, криво примотанных к пруткам ржавой проволокой. Строгими советскими шрифтами надписи угрожающе предостерегали: "СТАНЦИЯ ЗАКРЫТА!", "ПРОХОД ВОСПРЕЩЁН!", "СТОЙ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!".

– А это что? – Макс светил на две выступающих проушины по центру решётки, стянутых здоровым болтом.

– Чёрт, это же дверь! – я подошёл ближе. Ну точно, дверь! Прямо по центру. Немудрено, что мы её не сразу заметили, – она едва заметно выделялась лишь каркасом, а по сути – была частью общей решетчатой конструкции. Я попробовал открутить болт руками. Никак.

– Серый, на, попробуй ты.