Заброшенный город (СИ)

Потом я поискал еды, но её нигде не было, воды не было тоже. Темнело и скоро уже надо было бы ложиться спать, если уж завтра я пойду включать этот самый реактор. Я решил выйти из города, напиться у ручья и пусть Сомо принесет мне кролика.

Я перешел на магическое зрение и вышел на площадь, замечая, что теперь в городе появилось очень много зеленых точек. Видимо железные чудища теперь стали мне не опасны. Ну хорошо. Я миновал улицу, на которой чуть не угодил в ловушку. Теперь она снова горела алым.

Когда я подошёл к окраине, небо уже налилось темно-синим, только край горел последними отблесками заката. Ко мне рванулся мой крошечный секретарь, вспорхнул на плечо:

— Хозяин! Хозяин! Человек! Я-а дядя… дядя, дядя! Киприан! Где мой Сэмми! — передразнил он чей-то голос и я застыл, как вкопанный, а потом бросился бежать со всех ног туда, где едва различимы во тьме были силуэты волколаков.

— Дядя?! Дядя Киприан?!

— Сэмми! — донесся до меня слабый вскрик и я, растолкав волколаков увидел его перед собой, моего бедного дядю, бледного, измученного.

Увидев меня, он хотел вскочить на ноги, но не смог, лишь протяну руки:

— Сэмми, мальчик мой! Ты жив!

И крупные слезы потекли по его морщинистым щекам. Я подхватил его и крепко обнял, поражаясь тому, как сильно он похудел, как мало в нем осталось от моего упитанного дяди. А он, обнимая меня, все твердил:

— Сэмми, Сэмми, я же думал, что ты умер и никогда уж мне не увидеть тебя!

Сомо принес кроликов и я ловко нарубил их и нанизал на ветку. Ни дать ни взять, как дома, в нашем трактире. Огонь весело горел, а я установил на камни жестяную плошку, прихваченную из города и бросил в воду листья смородины — для аромата.

Дядя немного успокоился и теперь с любопытством и страхом поглядывал на чудовищ.

— Я уж думал, сожрут они меня, — проговорил он.

— Дядя, — вздохнув, начал я, — Расскажи мне, пожалуйста, обо всем, что случилось с тобой после того, как мы расстались. Только ничего не скрывай, пожалуйста!

Он посмотрел на меня внимательно, тоже вздохнул:

— Что ж теперь! И расскажу.

— Так вот, Сэмми, ты приболел и спал у себя, как вдруг пришел слуга и зашептал что-то эльфийскому послу. Тот как вскочит: пропала, говорит, племянница и ваш паренек её умыкнул!

Дядя сверкнул глазами:

— Этого я не потерпел! Что еще за новости, говорю им, — чтобы мой Сэмми умыкнул девицу? Да он сосватан! Кто угодно вам скажет, что Сэмми мальчик умный и рассудительный!

Я вздрогнул так и представив себе, как мой дядя стоял против герцога и эльфийского посла уперев руки в боки и не уступал им до самого конца…

— А потом они пошли к тебе, Сэмми… — тут его голос дрогнул, — И тебя не оказалось в комнате. А у девицы нашли записку, мол сбегаю с вашим Сэмомо потому, что люблю-не могу.

— Чертова девка! — выругался я.

— Так ты её не крал? А, Сэмми? Теперь уж, между нами?

— Она навела на меня морок. Чтобы выманить из города. Она хотела заставить меня уйти сюда, в Пустошь.

— Вот стерва! — выругался дядя. — Надо было отравить мерзавку! Как вспомню, как нашел твою комнату пустой, так и сердце обрывается.

— Что было потом, дядя? — подтолкнул его я.

— А ничего. Увели меня в тюрьму, там маг принялся вопрошать кто ты, да что ты, да говорил ли, что хочешь девку умыкнуть. И так по шажочку, по кусочку, выманил из меня всё о тебе слово за слово. На четвертый день я всё как есть рассказал!

— Что я мурак? — угрюмо спросил я.

— Что твой отец из них, из мураков, а мать — человек, — поправил он. — А потом уж я только молился, чтоб ты сбежал с той девкой куда подальше, хоть в гномьи земли.

— А потом?

— Потом всё, обо мне забыли. Я слыхал только от стражей, что в городе не спокойно. А потом пришел герцог Марасик, сам, своей персоной, отдал мне грамоту и отпустил на все четыре стороны. На словах сказал: "Иди, Киприан, в Пустошь, найди там своего Сэма и скажи, мол я хочу мира и признаю за ним права на Пустошь. А взамен хочу поддержки и помощи в войне с эльфами, которая уж начинается потому, что их поганые рожи окружили город и хотят меня выкурить и убить".

— А что за грамота? — растерянно спросил я и дядя вытащил из-за пазухи грязную бумагу, свернутую конвертом. Не смотря на грязь и потертость, видно было, что бумага дорогая, такую редко увидишь в Галаше. Я взял её в руки, повертел и спросил:

— Дядя, ты всегда знал, кто я?

— Знал, — тихо ответил он.

— Почему ты меня воспитывал? Почему не бросил в сиротском приюте?

— Так ты ж мой племянник! — воскликнул он и посмотрел мне в глаза с удивлением, будто это само собой подразумевалось. — Я тебя взял, я тебя воспитал. У меня жена умерла родами, как раз за год до того, как ты появился. Третий раз рожала, а до того двое мертвых детишек было. И как схоронил я её, так и решил — всё, судьба моя одинокая. Но Бог над нашими словами смеется, вот и послал мне тебя. Ведь как было. Самдей был мой товарищ, вот пришел он как всегда приходил, сам мнется, жмется, в руках кулек. Вот, говорит, малец. Мурачий. Куда его? Я и говорю: давай, будем воспитывать, а что мурачий, это нам все равно, был мурачий, будет наш. Вот так…

— Дядя, ты обманывал меня.