Заброшенный полигон

— Слушай, Петро, подбрось до болота, — попросил Николай.

— Комаров гонять? — осклабился Петька. От него пахнуло вином.

— Ага. Вот так надо!

— А трёху дашь?

— Дам.

Петька без лишних слов тронулся было с места, намереваясь развернуться на узкой дороге, но Николай остановил его маневр.

— Нет, нет, сначала — за Катей.

— О! — Петька присвистнул. — С бабой?! Тогда дороже. Две трёхи.

— Ладно, уговорил.

— Денежки вперед!

Николай вынул бумажник, достал деньги, сунул под ремешок магнитофона. Петька подмигнул и, давнув на газ, понесся вперед, к дому, где жила Катя. В кузове громыхали какие-то ящики, шкивы, патрубки, лопаты. Возле ее дома он лихо тормознул, развернулся, настойчиво посигналил. Катя выглянула в окно — Николай помахал ей из кабины, выпрыгнул на землю. Он думал, что она тотчас выйдет, но она почему-то не торопилась. Пришлось ему пойти за ней…

Они чуть не столкнулись в полутемных и тесных сенях. Он обнял ее, кроху, глядевшую скорбными темными глазищами, испуганную, робкую, милую, желанную. Но Катя вывернулась, упрямо отвела его руки и не позволила поцеловать себя.

— Катюша, ты что? Что это с тобой?

— Ничего… скоро папа придет; а у меня ничего не готово… Ты извини, Коля…

— Олег отказался помогать на полигоне, — пожаловался он с искренней обидой. — По-моему, это предательство с его стороны. Осталось каких-то два десятка замеров… Катюша, надеюсь, ты-то не бросишь… науку в трудную минуту?

Катя молчала, опустив голову.

— Что произошло, Катя? — спросил он.

— А ты не догадываешься?

— Из-за Ани? Напрасно…

Катя молчала. Наверное, надо было сказать еще что-то, очень важное, но слов нужных, тех, единственных, не находилось, и Николай повторил:

— Напрасно, Катя.

— Может быть. Но не могу, Коля, не могу, — сказала она с мукой в голосе и отвернулась.

С улицы донеслись сигналы самосвала. Катя посмотрела недоуменно, виновато, в глазах ее стояли слезы.

— Тебя? — спросила она.

— Да. Поможешь? Всего-то неделю, Катя…

Она кивнула. Он обнял ее, принялся целовать. Она тихо засмеялась, губы ее оживали.

— Иду сейчас, — сказала шепотом.

Он вышел на улицу. Петька уже развернулся и стоял возле калитки. Плечи его блестели от пота, шалые глаза глядели тупо, смурно, сигарета в крупных оскаленных зубах торчала, как на плакате «Двести сигарет убивают лошадь…»

— Подождем немного, — сказал Николай.

Петька показал на часы:

— Лавочку прикроют.

— Обернешься.

— А может, сгоняю? Пока барышня наводит глянец…

— Успеешь.

Петька зевнул, лениво поскреб грудь.

— Парит. Не иначе гроза будет. О! Погромыхивает. Точно, гроза будет.

Николай обливался потом, в висках стучало. Грозы, обходившие Камышинку стороной, похоже, придвинулись вплотную. Над лесом набухала иссиня-черная туча. Воздух был неподвижен, тяжел. Давило. И даже пыль от проезжающих машин, казалось, не в силах была вздыматься над иссушенной землей.

Катя вышла в платьице с крылышками и босоножках. В одной руке сумка с продуктами, на другой — синенький легкий плащик. Волосы подобраны косынкой — по правилам техники безопасности. Николай помог сесть в кабину, следом забрался сам. Петька рванул с места в карьер. Но только разогнался, на дорогу выскочил — руки в стороны, глаза дикие — Олег. Петька ударил по тормозам — машину занесло, Олега окутало пылью. И тотчас его голова показалась возле кабины, с боку, где сидел Николай. Распахнулась дверца — Олег потянулся к Кате:

— Вылазь!

Катя отпрянула, Николай крикнул Петьке:

— Жарь!

— Стой! — заорал Олег и вскочил на подножку.

— Оставь меня в покое! Слышишь? — сказала Катя.

Олег все норовил поймать ее руку, но Катя не давалась, отбрасывала его тонкую цепкую кисть. Николай двумя руками столкнул Олега с подножки — тот упал в придорожную пыль. Николай хлопнул дверцей, Петька давнул на газ, и машина с ревом понеслась по пустынной улице.

Перед клубом на обочине стоял синий «жигуленок», бородатый парень, размахивая канистрой, подавал знак, что нужен бензин. Петька затормозил, съехал на обочину. Парень с канистрой подбежал к кабине — Николаю видны были его просительные глаза да кудлатая шевелюра.

— Выручи, друг, — обратился парень и для большей убедительности побарабанил по пустой канистре. — Расчет — по международному курсу.

— Стой тут, жди, через двадцать минут буду, — сказал Петька и, покрутив возле виска, добавил: — Ты чё, чокнутый, с канистрой носишься? У нас тоже ГАИ есть. Скройся!

Парень ошалело закивал и исчез из поля зрения. Петька выехал на дорогу, презрительно сплюнул через левое плечо, проворчал:

— Охламон! Выставился! Сейчас пенсионеры озверели, запишут номера, актик в ОБХСС и — привет!

Впереди показался магазин, Петька начал было притормаживать, но Николай махнул «на проход», и Петька со злостью дал газу.

Николай соображал, как же все-таки обесточить птичник. Они поехали за околицу, промчались мимо птичника — замелькали столбы линии, идущей от подстанции к птичнику. И каждый столб посылал Николаю немой сигнал — думай, думай, думай!