Заброшенный полигон

— Чем штраф платить, конечно, — согласилась старуха.

— Хотела с Колей посоветоваться, вчера звонила, но Олег сказал, что Коля все время на испытаниях…

— Ой, да мы уж и забыли, каков он, — всплеснула руками бабка Марфа. — С раннего утречка как укатит, так иной раз и с ночевой, ага, там и ночует. Место тамо-ка дурное, поганое, болота, топи, комарье. Хорошо, Олежек с ним, да Катенька, дай бог им здоровья! А то бы как сыч на болоте, со своей этой игрушкой. Вы с ним свидитесь, будет чё на меня плести, не слушайте, — бабка почему-то перешла на «вы» и всем обликом, глазами построжала, сделалась официальной. — Так народ схотел, люди. И батюшка с горячинской церкви, когда освятил место и самоё, эту штуку, сказал, не помешает. Нечистой силы убавится, напасти, глядишь, стороной обойдут. Кто не верует, тому вроде все одно, а на самом деле — так! Николай-то наш и то признал: чище, говорит, стало, меньше зуда, звук тоньше, хрипов меньше. Хрипота-то, она оттэдова шла, прости меня грешную! Свят, свят, свят! — Бабка торопливо перекрестилась, пристукнула палкой. — Напрасно он науку свою тамо-ка затеял, ох, напрасно. Но вы, молодые, нонче все наперед знаете. Чё ни скажи, вам известно и смех наготове. Надерзить, обсмеять — это мастера. А о душе подумать, своей, собственной, — на это ума не хватает. Душа-то есть! Али ты тоже такая, передовая?

Аня засмеялась, но не обидно, а мягко, понимающе. Старуха вздохнула, покачала головой.

— Ну, бог с вами, живите, как знаете. Нам-то чё, недолго уже осталось коптить. Вот, — бабка Марфа указала на дремавших куриц, — малых этих жалко, уйдем мы, старые, а их и погладить некому будет, все только хватать да хрясть. Ох-хо-хо. Молочка-то хошь парного? Или кваску с погребу?

— Кваску бы, — попросила Аня. Старуха ей нравилась, и чувствовала она себя уже не так неуверенно, как полчаса назад.

Бабка Марфа спустилась с крыльца, пошла в дровяник. Там на земле стояла крынка, прикрытая круглой фанеркой. Бабка указала Ане на крынку — самой наклоняться трудно — дескать, бери и пей. Аня напилась — квас был острый, холодный, чуть сладковатый.

— Олег утром доставал, еще не должон нагреться.

— Ой, спасибо, бабушка! Просто замечательный квас! — похвалила Аня. — А где же Олег? С Николаем?

— Олежек у мамки, в больницу поехал, проведать.

— А скоро вернется?

— Должно скоро. Утром поехал, как встал, так и поехал. Обычно к обеду возвращается.

— А как Татьяна Сидоровна? Как она себя чувствует?

Бабка полоснула ее косым взглядом.

— Чувствует как чувствует, — отрезала хмуро. — Мало ей достается? Говорила ей: не пропущай все скрозь сердце, обороняйся, нет, не может. Вот и перегрузила. Ваня мой тоже бык хороший — на ём пашут, а он других бодает, кто поближе с ним, родных и бодает. Жисть у нас тут, пожалуй, похлеще, чем в городе. Там людей как камней, в случае чего — юрк, и нет тебя, ищи-свищи. А тут куда? В тайгу? В болото? В поле чистое? Вот люди и дубасятся друг об дружку, и чем больней, тем милей. Мало своих забот, еще и с городу подбрасывают непотребщину всякую, пьянь да рвань. Как лето, так от голодранцев стонем, огнем все кругом горит, выйти страшно, того и гляди, пырнут или по башке гвозданут. И все к председателю. А где председатель? А в поле! А где его жинка? А вот она. Ну, тогда и разбирайся. И доразбиралася…

— Но Олег говорил, что вроде бы получше, вроде бы домой скоро.

— Она-то рвется, а врачиха ее на привязи дёржит. И правда, хорошая попалась, душевная врачиха-то, чуть чего, сама бегит, на машине, а то и на лошадке прикатит: как тут моя больная? Соблюдает? А больная — хвост трубой и прискоками по деревне, везде нужна, без ее ни тпру ни ну. В меня, чё ли? Во как у нас! Невестка в свекруху пошла.

Бабка тоненько засмеялась, прикрыв ладошкой щербатый рот.

— Мы с ей душа в душу. Редко, да? Но вот и так быват. Таперя жду не дождуся, когда отпустят. Хозяйство все же, коровка, поросенок, Шарик с Рыжиком да вот две хохлушечки-старушки. Не дала тронуть, мои любимицы. Снесутся и сами придут, скажут. Добрая птица, умная. Не то что некоторые девки из нонешних…

Аня украдкой взглянула на часы, и это не укрылось от бабкиных острых глаз.

— Уже и спешишь? — огорчилась старуха. — Только-только разговорились.

— Нет, нет, — успокоила ее Аня, — это привычка. Я на вычислительной машине работаю, там время расписано по минутам. А сейчас совсем не спешу.

— А глаза неспокойные, глаза-то спешат, — проницательно глядя на нее, сказала старуха. — Говори уж, пока одни. Чё прилетела? За Колькой? Так?

Аня оторопела в первый момент, но собралась, справилась со смущением, не отвела взгляд.

— Нет, нет, что вы! С Колей у нас все нормально. Я из-за машины, правда!

— Ой ли? Старого воробья на мякине не проведешь.

— Нет, нет, — упорствовала Аня, чувствуя, как лицо заливает горячая краска. — Если вы Катю имеете в виду, так Коля мне все рассказал. Ничего между ними нет, то есть, у него к ней…