Заброшенный в природу

— Верно, — согласился доктор Монардес. — Он ведь торговал книгами, не рабами. Работорговля — намного более выгодное дело, и надо признаться, что здесь мне очень повезло. В свое время Нуньес де Эррера предложил мне вместе с ним поставлять рабов в Новый Свет. Ты ведь видел Нуньеса де Эрреру, не так ли?

— Всего один раз, — сказал я. — Он тогда только что приехал из Панамы.

— Да, земля ему пухом. Хотя это может показаться странным для такого человека, как он, но Нуньес всегда тосковал по родине. Ностальгия его просто сжигала. Мне кажется, именно это и сократило ему дни, поскольку у него не было радостей в жизни. Только когда возвращался в Испанию, он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Но это бывало очень редко, и ничего нельзя было изменить. В свое время, когда торговля разрослась, ему пришлось переехать в Панаму, что во многом облегчило его деятельность. Я же не смог уехать туда. У меня была практика здесь. Да и по правде говоря, из нас двоих именно он был настоящим торговцем. Начал с рабов, затем добавил золото и другие товары. Хочешь — верь, хочешь — не верь, Гимараеш, я хоть завтра могу отказаться от практики и только от торговли буду иметь достаточно средств, чтобы кормить, по крайней мере, сотню нищих в Севилье. И в большой степени я обязан этим сеньору Эррере. Тебе же я завещаю пресс для отжима масла из оливок, чтобы ты помнил меня добром. Он поможет тебе прокормить несколько человек…

— Сеньор, меня больше интересует торговля недвижимостью, которой вы занимаетесь, — ответил я.

— Можно было бы, — покачал головой доктор, — но это более рискованное дело. В свое время, когда Филипп объявил Севилью центральной таможней для всех товаров, прибывающих из Нового Света, город сильно разросся. Тогда многие хорошо зарабатывали на торговле домами, но сейчас все уже успокоилось и торговля замерла. Люди изменились. Раньше тот, кто сюда приезжал, сразу хотел купить себе дом или участок земли, на котором мог бы что-то построить. А теперь приезжают и спят прямо на улице, где ни попадя. Посмотри, что творится. Севилью заполонили нищие. Шляются по улицам толпами. Те, первые, что сюда приехали, были государственными чиновниками, купцами, достойными людьми. А нынешние — деревенские неудачники и всякая шваль.

— Но ваш друг Сервантес утверждает, что Севилья — это рай для нищих. Именно здесь обретаются самые упитанные, самые откормленные нищие, так он говорит.

— А, — махнул рукой доктор Монардес, — если слушать все, что он говорит… Наверное, эти россказни и привели его в тюрьму, где он сейчас сидит за кражи.

— Причем мелкие, — добавил я.

— Именно, — одобрительно кивнул головой доктор. — В противном случае я вообще не обратил бы внимания. Ведь это…

— Сеньоры, смотрите, Севилья, — раздался голос Хесуса, отлично знавшего дорогу.

Я выглянул в окошко кареты — действительно, вдали светилась огоньками Севилья. Огоньки были собраны группками, словно угольки в темном помещении. Чьем помещении? В силу какой причины? Помещении, принадлежавшем природе. Так, без всякой причины. Было бы странным увидеть неизвестно что в столь непроглядно темной ночи.

— Хесус, — неожиданно окликнул его доктор Монардес, — ты испанец?

— Разумеется, — ответил наш кучер. — Почему бы и нет!

— А откуда ты родом?

— Откуда я родом? Должно быть, из Севильи. Не знаю. Не помню.

— А отец твой откуда?

— Отец — совсем другое дело. Он прибыл из Святой земли, сеньор. Меня поэтому так и окрестили. Если бы я был женского пола, меня бы назвали Мария Иммакулата.

— Вот видишь, — повернулся доктор ко мне. — Ни одного. Ни одного…

Я хочу выразить благодарность доктору да Сильве за то, что он дал мне возможность высказаться откровенно. Etc.