Заброшенный в природу

Что касается меня, то я оттачивал свое умение курить один год, восемь месяцев и три дня. И это благодаря небольшому наследству, которое оставил мне мой покойный дядя. В последние семь месяцев я зарабатывал себе на хлеб именно этим, пока однажды меня не увидел доктор Монардес и не пригласил стать его ассистентом. Эти английские дебилы вообще не знают, они даже не представляют себе, что значит добывать себе пропитание с помощью такого умения и в таком городе, как Севилья. За подобные вещи, которые они тут демонстрировали, самое большее, что они могли бы получить, — это тумаки у досточтимой публики, у которой зря отнимают время. Меня самого, к примеру, в самом начале моей карьеры несколько раз вышвыривали из «Святого якоря» и еще из двух-трех подобных заведений. Заставить раскошелиться разных там морских волков и прочих разбойников, которые целыми днями с утра до вечера смолят в тавернах, чтобы увидеть твое умение, — дело чертовски трудное, а если ты не справишься, — то и опасное. Семь месяцев я добывал себе хлеб именно таким способом, семь долгих месяцев. И если бы не доктор Монардес, возможно, я и до сих пор бы делал это. Но надо сказать, что зарабатывал я неплохо. С одним парнем по имени Фелипе Рохас мы поделили таверны в Севилье, чтобы не мешать друг другу, и он работал в одних, а я демонстрировал свои умения в других. Но не подумайте, что до меня место было свободным. Прежде там подвизался Педро де Альмейда, но я его выжил. Именно так, потому что это ремесло безжалостно.

— Смотри мне прямо в рот, — сказал я Соглиярдо. — Надеюсь, ты умеешь читать?

— Разумеется, — ответил он, слегка обидевшись.

Конечно, мой вопрос был неуместным. Но я задал его по инерции: в тавернах Севильи всегда нужно спрашивать.

— Отлично, — сказал я. — Смотри внимательно.

Я затянулся сигариллой, задержал дым во рту — нужно ощутить его, заставить слушаться, — несколько раз перекатил его от одной щеки к другой и выдохнул букву G.

Снова затянулся сигариллой и выпустил отвесную линию с точкой над ней: /.

Следующая буква была одной из самых трудных. Я затянулся и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. В такой момент, если у тебя есть талант и, как бы нескромно это ни звучало, идеальная лицевая мускулатура: что-то срабатывает у тебя в голове, и голос подсказывает: «Сейчас!» Именно его я и хотел услышать. «Сейчас!» — подсказал мне голос, и я выдохнул т.

Потом было легко — а. После нее — г. Потом снова а с волнообразной черточкой (тильдой) сверху. Но тут что-то пошло не так — тильда перерезала а точно посередине. Вот так всегда: стоит лишь на миг расслабиться, отвлечься, вообразить себе, что все в порядке, и дым тут же тебя наказывает. Дым — очень капризная субстанция.

— Прошу прощения, сеньоры, — поднял я руку вверх. — Я повторю.

Разумеется, на этот раз не было никаких затруднений: сначала а, потом тильда, потом е и, наконец, s.

— Gimaraes, — произнес Соглиярдо, восхищенно глядя на меня.

— Гимараеш, — повторил я. — Так меня зовут.

— Невероятно, — воскликнул сеньор Джонсон. — Просто невиданно… Но, постой, а где w?

— Какое w? — спросил я.

То, в самом начале. Между G и i.

— Нет такого, — пожал я плечами.

— В Португалии и пишут снобы, — вмешался доктор Монардес. — Разные там попы и тому подобные. Сеньор да Сильва совсем не такой.

— Невероятно! — вновь воскликнул сеньор Джонсон и бурно зааплодировал.

Последующие сцены мне неловко описывать. Однако скажу, что я оказался в центре внимания не только сидевших за нашим столом, но во всей таверне, которые, оказывается, следили за моими действиями затаив дыхание.

Кто знает, сколько бы все это длилось, если бы после целого ряда восклицаний, на которые никто не обращал внимания, мы бы не заметили самого невзрачного человека, какого я когда-либо видел в жизни и с кем мог бы сравниться разве что только его спутник. Эти личности выглядели настолько нелепо, что я просто отказываюсь их описывать. К тому же они были вооружены, что в первую минуту заставило меня подумать, будто это артисты, заглянувшие сюда сразу после бурлеска. Но, как оказалось, это был местный шериф и его помощник.

— Льюис, — сказал шериф. — До каких пор я буду делать вам замечания? На вас снова поступили жалобы.

— Не может быть! — воскликнул сеньор Льюис.

— Вот что здесь написано, — сказал шериф и развернул какой-то свиток. Немного посмотрев в него, он откинул голову назад и прищурил глаза. За этим последовала длинная пауза, во время которой шериф и его помощник молча смотрели на свиток, а все посетители таверны, притихнув, напряженно смотрели на них. Неожиданно шериф быстро перевернул свиток и повторил: — Вот что здесь написано: «Жалоба на Тимоти Льюиса и Джона Баркера от имени…» впрочем, имя я не стану называть… «Сэр, эти двое держат свой табачный магазин всю ночь открытым. Они топят печь, но печной трубы у них нет. Они позволяют себе пить спиртное и продают его без лицензии, что беспокоит и раздражает жителей всего квартала. Подпись: Джек Свифт, торговец».

— Ну, — поднял голову шериф, — что вы на это скажете, господа?