Я не посмел сказать доктору, что Хесус выстукивает фламенко и протягивает шляпу для сбора денег. Он стал это делать при каждой возможности. Я удивлялся, как это доктор до сих пор не обратил внимания, что кони время от времени ржут. Вероятно, ему казалось, что они так реагируют на проезжающие мимо экипажи.
На этот раз девица не стала плакать, когда мы вошли, наоборот, увидев нас, она радостно засмеялась, потом повернулась в постели на другой бок и спрятала лицо в подушке. Мать сделала ей замечание, выхватила у нее из рук подушку и сунула ей под голову. Девица тут же зашмыгала носом.
— Лежи спокойно, милая, — ласково сказал доктор. Он отвел рукой ее волосы и осмотрел шею. — Все в порядке, — сказал он матери, — все у нее пройдет.
— Я свободна? — спросила девушка, сразу перестав шмыгать носом.
В следующие десять минут она сделала столько всего, что если бы я стал описывать, то заполнил бы, наверное, несколько страниц. Она встала с постели, замурлыкала известную в Севилье песенку «Черноглазая чикита» (особенно популярную среди женского населения) и походкой, больше похожей на плавные подпрыгивания, подошла к окну. Ее хрупкое тело словно переместилось в воздухе. Она выглянула наружу, не переставая теребить руками свои юбочки, прекратила петь и засмеялась:
— Какой-то клоун танцует фламенко и собирает в шляпу деньги.
К счастью, никто не обратил на ее слова внимания. Доктор в тот момент разговаривал с матерью девушки и, вероятно, подумал, что она рассказывает какие-то небылицы. Спустя немного времени с улицы донеслось ржание коней, но девушка уже повернулась к окну спиной и вприпрыжку направилась к постели. Там она схватила в охапку маленького брата и принялась его тискать. Педро, мальчуган лет семи-восьми, надул щеки и засопел.
— Сейчас же оставь его, проказница! — выкрикнула мать и резко выдернула сына из рук девушки.
Та вновь расплакалась, бросилась на кровать и, продолжая рыдать, сунула голову под подушку. В этот момент появился ее отец. Он открыл дверь, заглянул в комнату, безмолвно посмотрел на эту сцену и тихонько закрыл дверь снаружи. Мальчик тоже захотел выйти, но мать его не пустила. Вдруг девушка села в кровати и с печальным выражением лица стала снимать чулок.
— Что ты делаешь? — спросила мать.
— Хочу быть босой, — сердито ответила Луиза, бросив чулок на пол.
«Как хорошо, — подумалось мне, — что в отличие от нее мы можем уйти». Наверное, доктор подумал то же самое, потому что, распрощавшись с матерью и Луизой, пообещал заехать на следующий день, чтобы узнать, как идут дела. Открыв дверь, мы чуть было не столкнулись с отцом девушки, который смотрел на нас. Лицо у него было печальное и измученное.
— До свидания, сеньор, — сказал доктор.
— До свидания, сеньоры, — ответил мужчина.
Я кивнул ему, проходя мимо. Мне захотелось пожелать ему приятного дня, но я сдержался.
— Хесус, — крикнул я громко, выйдя во двор, — ты где?
Хесус уже чинно сидел на козлах за углом, ожидая нас.
На следующий день доктор послал меня проверить, как себя чувствует Луиза. Мне очень не хотелось идти туда, тем более одному, но я не мог отказаться. Опасения мои, однако, оказались напрасными. На этот раз она вела себя тихо, стыдливо смотрела в пол, держа руки на плотно сдвинутых коленях, чинно и немногословно отвечала на все мои вопросы. Возможно, действие табака на ее организм прекратилось, не знаю. К счастью, мазать ее еще раз не понадобилось. Доктор сказал, что все должно пройти за неделю, а струпья — исчезнуть.