Я нечастый гость в заправочных кафешках. Не стала бы здесь есть, просто потому что это никогда не пришло бы мне в голову. А моя мать покрутила бы мне пальцем у виска. Но мой парень, кажется, делает это часто, потому что выбирает ингредиенты для своего хот-дога с толком и расстановкой, будто успел попробовать эти хот-доги в любых вариантах.
— Ты ешь горчицу? — Антон опускает на стол поднос с тремя хот-догами и двумя стаканами кофе.
На одном из них написано «капучино», и он мой. Мы пили вместе кофе столько раз, что я тоже знаю, какой пьет Антон, просто мне ни разу не приходилось его угощать. Он всегда платит за нас сам.
— Наверное, — отвечаю на его вопрос.
— Тогда бери крайний, — кивает он на хот-доги, усаживаясь на диван рядом со мной.
Наши плечи соприкасаются. Он широко разводит под столом колени, задевая мое бедро своим.
— Спасибо… — боясь испачкать юбку или еще что-нибудь из своей одежды, медлю пару секунд.
Антон принимается за еду, пока я вожусь с бумажной салфеткой, которую расстилаю на своих коленях. Он ест с аппетитом. Быстро жует, поглядывая на то, как я вожусь с проклятым хот-догом, пытаясь откусить от него так, чтобы не выглядеть голодной чайкой.
Я тоже голодна.
От запаха еды в желудке урчит, ведь я с утра ни черта не ела.
— Вкусно… — выдыхаю, слизывая с губ горчицу. — Черт… — роняю на стол жирную каплю соусов и снова вгрызаюсь в мягкую булку, плюнув на то, что испачкала пальцы.
В отличие от меня, у Антона все под контролем. В отличие от меня, он абсолютно чистый, и на его лице появляется то самое ироничное выражение, которое мучит меня неуверенностью в себе каждый раз, когда там появляется.
— Хочешь еще? — спрашивает, кивнув на поднос, где лежит еще один хот-дог. Который он взял для себя!
— Что? Нет! — выпаливаю.
Аккуратно отправив в рот последний кусок, он обтирает салфеткой губы и, отхлебнув кофе, протягивает руку к моему лицу.
Задержав дыхание, чувствую, как шероховатая подушечка его пальца касается уголка моих губ, слегка надавив на нижнюю. Убрав руку, он отправляет эту подушечку себе в рот и слизывает с нее горчицу, которую забрал с моих губ.
Мои щеки опять красные.
Глотаю застрявший в горле кусок, а Антон берется за второй хот-дог, бормоча:
— Замерзла?
— Что? — спрашиваю почти без звука.
Его глаза опускаются на мою грудь. Туда, где через тонкую ткань кофты и кружево лифчика проступают мои соски.
Прижав к груди локти, роняю на стол еду, доводя свой «ужин» до полного бардака и абсурда!
Глава 16
Полина
В сгустившихся сумерках я не могу рассмотреть поселок. Не могу понять ни его размеры, ни наполнение, потому что дома прячутся в тени за низкими заборами, кустами и деревьями. Единственное, что можно сказать наверняка — спать здесь ложатся рано, в десять вечера почти ни у кого нет света.
Стекло со стороны Антона опущено. Пахнет травой и… сиренью.
— Машину оставим здесь, — Антон паркуется вдоль деревянного забора, съехав с грунтовой дороги. — С ней ничего не случится, тут все соседи адекватные, — успокаивает меня, глуша мотор.
— Я тебе верю, — набрасываю на плечо ремешок сумки.
Мы и двух слов не сказали друг другу с тех пор, как вышли с той злосчастной заправки.
Во-первых, потому что я, кажется, вдруг резко разучилась говорить, во-вторых, он и сам не настроен болтать. Он просто бросает на меня то быстрые, то медленные взгляды, и теперь я в курсе, какие они внимательные.
Я тоже смотрю.
На его лицо, на его руки и его тело.
Я никогда не прикасалась к нему ниже талии, а он никогда не касался меня в тех местах, которые отличаются нашей гендерной принадлежностью. Никогда не лапал мою грудь или попу и, тем более, между ног.
Я и сама не знаю, как давно перестала быть против этого. Как давно хочу, чтобы он дотронулся, но боюсь, что это может мне не понравиться, как когда-то с Хасановым. Он хотел заняться сексом, а я сбежала раньше, чем он успел снять с меня хоть что-то из моей одежды. Может, поэтому я шарахалась от парней три года с тех пор, как мы с Хасановым расстались. Я сказала ему, что не хочу спешить, на самом деле я просто не хотела еще раз почувствовать его пальцы у себя в белье. Ни его, ни чьи-то еще, а сейчас… я просто хочу сделать это, как укол, который откладываешь до последнего, потому что не знаешь, чего от него ждать.
Это электризует меня и делает дерганной, и такое же напряжение я чувствую от Антона, особенно когда наши глаза снова встречаются.
Когда выбираюсь из салона, от стрекота цикад уши почти закладывает, и вокруг ничего не видно.
Хлопок водительской двери слышно на много метров вокруг, когда Антон выходит из машины вслед за мной. Он забирает с заднего сиденья свой рюкзак и забрасывает его на плечо, а я блокирую двери и прячу брелок сигнализации в сумку.
Тру плечи, разгоняя мурашки. Воздух здесь гораздо холоднее, чем в городе, плюс ко всему давно стемнело.
Антон огибает машину, на ходу доставая из рюкзака толстовку, которую вручает мне.
В темноте я почти его не вижу.