XXXII
– Итак, – сказала Майя, когда все трое, вернувшись в Глафирину квартиру, сидели за кухонным столом, – итак… – Она из последних сил собралась с силами и произнесла: – Похоже, единственная наследница по-прежнему я. Но кажется, с меня хватит.
Карим молча кивнул, а Никита отреагировал по-своему:
– Так мы все-таки поедем в Севастополь?
– Поедем, – измученно вздохнула Майя, – ну конечно, поедем. Надо только придумать, что нам делать с тетей Глашей – кто за ней будет ухаживать?
Поскольку никаких предложений не прозвучало, Майя продолжала:
– Надо оформить ее в какой-нибудь пансион в обмен на продажу квартиры. Никита, ты поищи в Интернете предложения.
Заняв таким образом ребенка, Майя отправилась в комнату Глафиры. На пороге она остановилась, будучи не в состоянии двигаться вперед, но все же заставила себя открыть дверь.
Старуха в тот день явно чувствовала себя лучше: она сидела в подушках и смотрела на Майю, как на своего злейшего врага. Женщина тихо поздоровалась.
– Судно вынеси! – велела старуха в ответ.
Вернувшись в комнату с вынесенным и вымытым судном, Майя сказала:
– Глафира Дмитриевна, Мария Сергеевна умерла.
Глафира никак не изменилась в лице. То ли она так хорошо владела собой, то ли ей было все равно.
– От чего? – холодно осведомилась она.
Майя рассказала. На лице Глафиры по-прежнему не отразилось ни скорби, ни даже волнения.
– И кто теперь за мной будет ухаживать? – задала она вопрос.
– Об этом-то я и хотела поговорить, – сказала Майя. – Дело в том, что ваш договор дарения недействителен…
Она подробно объяснила причину недействительности договора и в заключение добавила:
– Так что, сами понимаете, дети Марии Сергеевны не будут о вас заботиться.
Старуха молчала. Майя собиралась с духом.
– Вам надо подумать о том, чтобы продать свою квартиру какой-нибудь организации. С пожизненной рентой, разумеется.
– А ты на что? – спросила Глафира.
– Я? Я уезжаю. Мне больше ничего от вас не нужно.
Старуха усмехнулась:
– Ребенка обездолить хочешь?
Майя была готова к этому удару и смогла его парировать:
– Я хочу, чтобы он был счастлив, а у несчастной матери не может вырасти счастливый ребенок.
Это был удобный повод для того, чтобы вылить на Майю поток оскорблений. Женщина стойко выдержала их и продолжала:
– Но пока не найдутся люди, которые о вас позаботятся, мы останемся с вами.
– Чего это ради? Раз квартира тебе не нужна, так и убирайся отсюда поскорее. В свою Тмутаракань.
– Да как же я могу отсюда убраться?! – срываясь, выкрикнула Майя. – А вы?
– А что я?
– Но вам даже воды некому подать!
По лицу старухи поползла мрачная ухмылка:
– А если я и сдохну, что тебе-то? Неужели жалеть меня будешь?
И тут Майя не выдержала:
– Что мне?! Да как я потом буду жить, если брошу вас тут одну, без помощи?! Вы же… Кем бы вы ни были, вы ведь тоже человек!
При словах «тоже человек» Глафира словно отшатнулась от Майи, вжавшись в подушки. Рот ее приоткрылся, словно она хотела что-то сказать, а затем старуха резко повалилась вперед и захрапела, точно в ту же секунду впала в глубокий сон. Несколько мгновений Майя ошарашенно стояла, не зная, что предпринять, а затем, чувствуя неладное, принялась трясти старуху и кричать Кариму, чтобы он вызывал «скорую». Полчаса спустя врач, осмотрев пациентку, покачал головой:
– От силы два-три дня еще протянет, но в сознание уже не придет. Это инсульт, и очень обширный.
– И что же нам делать? – потерянно спросила Майя.
Врач пожал плечами:
– Поите время от времени. Если удастся.