Забудь меня. Том 1

— Линь, — молодой Витас присел возле мальчика, — передай им, что без вас я никуда не поеду. Вы же тоже хотите на рыбок посмотреть? — юноша улыбнулся, схватив всех троих в объятия.

* * *

— Что за день-то такой? — прошептал я, лёжа на крыше заброшенного здания.

Рядом лежала изрубленная туша какого-то неизвестного кровососа. Забавно, что при виде меня он начал убегать. Однако выдрать глаз как-то умудрился — чего только со страху не сделаешь.

— Ха-ха-ха… ХА-ХА-ХА-ХА, — смеялся я, не имея сил даже воспользоваться регенерацией.

Начинался дождь.

— Арима мёртв… Витас мёртв… Маркус мёртв… и ради чего… как же я устал за сегодня…

Превозмогая боль, нащупал в кармане изодранного плаща телефон и набрал номер Линя.

— Да, — говорил я, осознавая насколько же у меня мёртвый голос, — да… я на крыше… вертушку? Совсем что ли? А, если Стаса, то ладно… жду…

Сбросил телефон и отрубился.

– ***, проснись!

Пришёл в себя уже на квартире Линя, лёжа на кожаном диване. Тот сидел рядом, с чашкой кофе в руках, и улыбался, глядя на меня:

— Повезло тебе, Аки.

— Куда мой глаз дели, — ощупывая впадину, поинтересовался я.

— Вот, чуть глубже, — Линь направил мои пальцы. — В отличие от всего тела он будет долго восстанавливаться.

— Ну, хоть не правый, — хмыкнул я, когда Линь протянул мне белую медицинскую повязку.

Мы с Линем долго смотрели друг на друга в полном молчании, пока он не решил нарушить его:

— Завтра похороны Аримы.

XXVII

В этот день был дождь, сильный, не прекращающийся ни на минуту.

В три часа дня мы были на южном кладбище. Нас было немного: Я, Линь, Луизи, несколько человек из отдела, в том числе Стас с Даней, и Нана. Мы стояли у серого могильного камня, на котором было высечено: «Арима Оросаки, 97–124 гг.».

— Арима, — начал свою речь Линь, стоя подле свежей могилы, — был самым ответственным, самым чутким и верным. Нет в нашем отделе человека, превосходившего его в этом. Пусть Арима и не был выдающимся магом, он стал выдающимся другом…

«Отец» был в строгом чёрном костюме, а в руках его — красные паучьи лилии, стойко переносившие разящие капли ледяного ноябрьского ливня. Линь говорил ни тихо, ни громко. В словах его, лидера, главы отдела, не было слабости, не было потерянности. Но слова его не были взяты из списка тех речей, что заготавливают заранее. В них не было дежурности, отстранённости. Линь говорил так, словно прощался с близким для себя человеком. И эти его слова болью, тупой, оседающей, отзывались в сердце каждого.

Кто-то смотрел в небо, ища в нём ответы на смыслы бытия, кто-то вглядывался в землю, а кто-то, как Стас и Даня, курил в стороне, ни далеко, ни близко от остальных. На лицо каждого упала тень тихой грусти. Лишь Нана, придерживаемая младшей сестрой, заливалась глухими рыданиями.

Южное кладбище — последнее пристанище Охотников. Здесь все могилы, как одна, серые, безликие. Здесь в могилах сырых спят останки всех тех, кто долгие годы оберегал покой мирных граждан империи. Здесь были они: и военные, отдавшие долг, и Охотники, гордо принявшие смерть, и многие из тех иных, которых обычно никто не замечает в массе прохожих. Безликие стражи покоя, блюстители порядка, защитники жизни. Каждый из собравшихся на скромных похоронах рано или поздно окажется здесь, однако мысль об этом их не пугала. Глаза их, пустые в мгновение горя, отражали готовность слиться в общем беспамятстве за правое дело.

— Арима, — говорил я, держа ладонь на повязке, — я знал его лишь миг, — я говорил, что знал, — и миг этот был подобен целой жизни, — я говорил то, что чувствовало моё мёртвое сердце. — Арима стал мне другом, которого я так хотел узнать лучше, но не успел. Любил он искренне, и дружил он искренне, — я слегка улыбнулся, — он жил по-настоящему. И больше всего я жалею, что не смог встретиться с ним раньше…

Друг, ты был тем ещё дураком, но мне тебя не хватает. Почему ты не послушал меня? Почему же ты был так упрям в тот вечер?.. Как бы то ни было, теперь ты отомщён.

— …в тот роковой вечер он мне признался, что хочет сделать предложение, — я посмотрел на Нану, скрывающую скорбный свой лик за чёрным платком. — Арима… он спрашивал меня, хочу ли я стать крёстным отцом для его будущей дочери, — рука сама легла на холодный камень. — Друг мой, обещаю тебе, семья твоя будет в надёжных руках.

Не в первый раз толкаю я речь. Не в первый раз я на похоронах близкого мне человека. Да, я вампир, существо без чувств, без жизни в глазах, с холодным сердцем, однако душа моя чувствует. И сколько бы близких не погибло, их смерть с одинаково сильной болью отзывается в ней. Да, я не чувствую этого, лишь осознаю, но ведь именно осознание и причиняет нам боль…

Мы готовились расходиться. Линь тихо дотронулся до моего плеча:

— Аки, проводишь Нану?

— Да, — ответил я, достав из кармана пачку.

— Хорошо, — Линь тоже достал сигарету, — прости, что не беру тебя на похороны Витаса.

— Я не знал его так, как знал его ты, — закурил я, оглядываясь на безутешную Нану, стоящую на коленях у могилы Аримы.