— Это называется — физическое насилие и абьюз, Марк Игоревич.
Не могу удержаться, чтобы не податься еще немного вперед.
Если подвинется — грохнется с кровати.
Если нет — трахну ее, и пошло оно все.
Заяц пятится спиной, в последний момент понимает, что дальше уже пустота, но даже тогда ей хватает мгновения, чтобы посмотреть на меня так, словно я — говно.
Правда, когда поднимается, даже не пытается прикрыть одеялом.
Фигура — то, что я люблю. Сиськи, жопка, талия, живот с впадиной, но без уродливого рельефа.
— Зай, вернись в постель, — стучу ладонью по кровати рядом с собой.
Она широко улыбается и показывает средний палец.
— Видели бы тебя твои ученики.
— Видела бы вас ваша жена, — огрызается Алиса. — Кстати, она сюда не нагрянет?
— Это моя квартира, Зай. Сюда никто без моего разрешения не войдет. Тем более — жена.
— Ну да, как я могла забыть, что у любого неверного мужа обязательно должна быть холостяцкая берлога, — продолжает накручивать Алиса.
— Не у любого, а только у того, кто может себе это позволить. Никогда не понимал мужиков, которые заводят любовниц и приводят их в ту же койку, где до и после этого трахают жену. Никакого, блядь, уважения к семейным ценностям.
Я ее стебу.
Чтобы не забывала, с кем разговаривает.
Чтобы помнила, что я терплю ее злое мяуканье только потому, что сам так хочу. И границы этого терпения устанавливаю тоже я сам, а не она.
— Тогда я останусь на все выходные, ок? — Заяц смотрит в упор.
Видимо, с ее мужиком все совсем печально, раз пытается спрятаться.
Послать бы ее сейчас на хер, чтобы не думала, что на ней свет клином сошелся, и что взрослый мужик будет терпеть ее заебы. Но ведь не хочется.
— Оставайся, Зай, но не думай, что я буду спать на коврике.
— Да спите вы, где хотите, Марк Игоревич, только руки не распускайте.
— Ты дура? — приподнимаю бровь.
— А вы уже развелись?
Вот на хрена все портить, а?
— Зай, не надо путать жену и нас. Это вообще разные вещи.
— Нет, Марк Игоревич, это все называется одинаково — блядство. В данном случае — ваше. Кухня там? — показывает пальцем себе за спину. — Я от злости всегда такая голодная.
Через час, когда я уже не выдерживаю игнорировать вкусный запах, все-таки заглядываю на кухню. Алиса — спасибо, хоть напялила мою футболку и прикрыла жопу — пританцовывая и отбивая пятками ритм скандинавской группы рокеров, достает из духовки что-то красивое и ароматное, покрытое румяной корочкой сыра.
Судя по всему — в мультиварке тоже что-то готовится.
На тарелке горкой — гренки, отдельно красиво соорудила целую композицию из сухофруктов. Видно, что порыскала в каждом ящике и всюду сунула свой нос. Не зря Вовка так гордится тем, что дочь у него — пацанка без комплексов. Хотя стоит поднять взгляд выше — и понимаешь, что от пацанки тут только характер.
— Я надеюсь, это все съедобное?
Алиса удивленно морщит лоб.
— Все, понял.
Пока она перекладывает мясную запеканку на поднос, накрываю на стол.
Как бы невзначай пару раз задеваю Зайца локтем.
Она шипит, что с такими габаритами я совершаю преступление, если не ношу табличку: «Осторожно — убьет!»
Но в ответ тоже «как бы случайно» задевает меня то грудью, то жопой.
А ведь у меня подходящий по высоте стол, кстати говоря.
— У вас для меня неподходящий по размеру член, — фыркает Заяц, и я понимаю, что случайно подумал вслух.
— Ты меня голым не видела, не пизди, — ржу.
Эта мелкая дрянь ставит запеканку на стол, медленно и бесстыже проводит взглядом по моей груди, животу и ниже.
Бля.
Сую руки в карманы домашних штанов, выразительно пару раз «перекатываюсь» с пятки на носки.
— Я думаю, что вот вообще не ошиблась, Бармаглот, — поднимает взгляд.
— Ты мой дерзкий Заяц, — ухмыляюсь в ответ. — У тебя щеки покраснели.
— А у вас — встал, — скалится она. — И я думаю, что мои красные щечки доставляют мне гораздо меньше неудобств, чем ваша нереализованная эрекция.
Вообще берегов не видит, но иногда это даже интересно.
То, что Заяц умеет готовить, я знаю (попытка ее задеть — не в счет). Она всегда крутилась около матери, когда мы приезжали к Вовке загород: помогала, что-то резала, что-то таскала в духовку. Последние два года вообще практически сама все и делала. До сих пор вспоминаю ее зареванные щеки, когда пыталась приготовить какую-то закуску из интернета, и у нее ничего не вышло. Реально отпаивал коньяком, чтобы успокоилась и вытерла сопли. Но уже на следующий день Заяц снова собралась с силами, засучила рукава — и выдала какую-то нереально вкусную хрень из лука, кучи сортов сыра, орехов, сливочного масла и еще хрен знает чего.
Вот тогда я понял, что этот паровоз никогда на половине пути не притормозит.
Только если сама раздумает.
А раздумывала она на моей памяти всего пару раз, да и то когда не то, чтобы очень хотелось.
Так что, несмотря на все наши ужимки и попытки кусать друг друга, какая-то часть меня четко осознает, что уложить это сокровище на лопатки будет очень непросто. И что тот секс в клубе для нее на самом деле мало что значит.
Просто был импульс, у нас обоих.
Просто мы ему поддались.