Владимира словно окатили ледяной водой из ведра, оглянулся, Натальи рядом уже не было. Он прошёл в половинку начальника управления – главный инженер был на месте.
- Слушаю, - поднял он глаза от бумаг.
- Петрович, мне надо в отпуск!
- Что так срочно? А кто будет изоляцией руководить?
- Там больших трудностей не будет в ближайший месяц – два, бригадир, за малым контролем, справится.
- Хорошо, пиши заявление.
Владимир написал. Петрович подписал его, отложил в сторону, глянул пристально:
- Ты словно в лице переменился. Что случилось?
- Нет, нет! Всё нормально.
- Ну-ка, выкладывай! Меня не обманешь, я тебя почти с малых лет знаю.
Владимир подал ему письмо.
- Твою мать!!! – прочитав, тот в ярости бросил письмо назад. – Мальчишка!!! Доигрался!!! Пошёл вон!!! – лицо его было багровым.
Владимир успел купить билет на самолёт следующего дня, вылетавший около полудня.
Рано утром в вагончик вошла Наташа, бледная, осунувшаяся. Сосед по комнате поспешил выйти, а она, стоя у двери, сказала:
- Прости меня за всё!
- Это ты меня прости, это я виноват.
- Мне предлагает выйти за него инженер планового отдела. Очевидно, я выйду.
- Спасибо, Наташа, что любила меня! Будь счастлива!
- И ты будь счастлив! – голос и губы её дрожали.
Повернувшись, она вышла, а он подумал, что ему тоже хочется плакать.
Время до отлёта ещё было довольно, и Владимир решил выйти на площадь перед конторой, где собирались люди перед отправкой на работу для разнарядки, чтоб попрощаться с бригадой, со знакомыми. В промзоне, за дорогой напротив городка был слышен рокот трактора. Подумалось, что кто-то поторопился на работу, но шум скоро стих. Лишь только он вышел на площадь, как на дороге показался бегущий сломя голову Чесноков. Подбежав, остановился. Лицо его было белым.
- Федя!.. Федя!.. – он был в шоке.
- Что – Федя?! – тревожно спросил прораб.
- Трактор!..
- Успокойся! Говори толком, в чём дело?
Тот отдышался, наконец.
- Он лёг под трактор!!!
Владимира словно колом ударили по голове.
- Что?! Как – лёг?!
- Пойдём! – позвал его Чесноков, он весь дрожал.
Бегом они приблизились к тому месту, где поперёк чёткого следа трактора вверх обескровленным лицом, сложив руки ладонями за головой, лежал Федя, одетый в спортивные брюки, в джинсовую рубашку, вдавленный в песок, с переломанной грудной клеткой. Кровь ещё не совсем успела впитаться в рыхлый песчаный грунт. Заглохший бульдозер стоял передом к лежащему Феде, метрах в десяти от него, упёршись в ряды складированных бетонных пригрузов.
Владимир отвернулся, его тошнило.
- Как это произошло? – с трудом спросил он.
- Сам не знаю, - потерянно говорил Чесноков, уже взявший себя в руки. – Встали мы, как обычно, умылись. Он вёл себя нормально, спокойно разговаривал, потом свои бумаги начал перебирать. Пошли в туалет. Я там задержался, а когда вышел, смотрю – Федя трактор зачем-то заводит. Я удивился, не понял ничего, наблюдал со стороны. А он выехал, выровнялся напротив пригрузов, включил заднюю скорость, обороты сбавил, потом выпрыгнул из кабины, обогнал трактор и лёг под гусеницу. Меня шок хватил, даже
закричать не смог.
- Останься пока с ним. Я пойду, милицию, что ли, надо вызвать?
Идя в контору, доложить главному о случившемся, он думал, что беда не приходит одна, но никак не мог связать свою с той, что заставила Федю так поступить.
Он сообщил Петровичу о случившемся, тот помрачнел сразу, но не сказал ни слова и отправился к месту происшествия. Виктор прошёл в вагончик, где жили Хасанов с Чесноковым, не разговаривая с другими его жильцами, направился к постели Феди. На ней, аккуратно заправленной, на подушке, лежал конверт со штемпелем двухгодичной давности. Он вынул из конверта листок ученической тетради, на котором были написаны всего три слова: «Забудь про меня».