Забвение

Она облизала губы, и у Клейтона вырвался стон. Он тут же опустился рядом с ней, вплел пальцы в ее волосы, не давая возможности пошевелиться, и поцеловал так неистово, что под ним качнулась земля. Чувствуя нерешительность женщины, он пытался обуздать свой пыл. Оставалось только одно: целовать Хоуп, пока она не начнет отвечать ему с тем же жаром, пока ее руки и губы не начнут ласкать его с той же яростной жадностью.

Потершись шершавым подбородком сначала об один сосок, а потом о второй, он опустил дрожащие руки ниже — минуя ребра и живот — к чему-то влажному и горячему. Ее жалобный стон подстегнул Клейтона, он ринулся навстречу этому пламени и начал ласкать изнывавшую от наслаждения плоть.

Клейтон вел Хоуп все дальше и дальше. Каждый издаваемый ею тихий звук только подливал масла в огонь его желания, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Он хрипло шептал слова, которых Хоуп не могла слышать. Прикосновения мужских рук заставляли ее корчиться и выгибаться. И лишь когда Хоуп наконец вскрикнула и блаженно вытянулась, Клейтон лег на нее.

С минуту он просто смотрел на прекрасное горячее тело Хоуп. Ее необыкновенные глаза широко открылись и наполнились слезами.

— Клей… Что ты со мной делаешь?

Он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Сейчас? Просто смотрю. Ты очаровательна, Хоуп.

Она смущенно потупилась, но Клейтон заставил ее поднять глаза.

— Да, очаровательна, — настойчиво повторил он.

Никто никогда не говорил ей таких слов. И то, что он сделал это, заставило Хоуп стремглав, как в омут, броситься в темный, сладкий мир, где не было ничего, кроме сводящего с ума желания, жадных рук и губ Клейтона. Его рот, ненасытный и нежный, ласкал ее шею, подбородок и губы, пока Хоуп не услышала свой стон, полный необузданной страсти. Она не могла думать ни о чем другом, кроме его ласк и того, как отвечает на них ее тело.

Она снова изнывала от вожделения, изнывала, томилась… в глазах ее была мольба. А он отвечал на эту мольбу тем, что целовал ее груди, ласкал и мучил, пока она не задвигалась навстречу его руке.

— Тебе нравится, — сказал Клейтон, в изумрудных глазах которого светилось удовлетворение гордого собой самца. Затем он наклонился, просунул язык в ее губы и стал двигать им в том же ритме, в котором двигались его пальцы.

Хоуп, тело которой с каждой секундой напрягалось все сильнее, непроизвольно вонзила ногти в его бицепсы. Наверное, она причиняла ему боль, но не смогла бы отпустить его даже ради спасения собственной жизни. Она извивалась, тяжело дышала и чувствовала, что с каждой минутой приближается к пику наслаждения.

Слейтер снова остановился, и она снова открыла туманные глаза.

— Клей…

Ответом ей был пламенный взгляд, полный напряжения и желания.

Она потянулась к Клейтону, но тот отстранился.

— Я люблю тебя, — прозвучал тот самый бархатный голос, сводивший ее с ума.

Хоуп закрыла глаза. Эти слова пронзали ей сердце. Он любил ее.

Его рот, снова оказавшийся рядом, приник к ее губам. В то же мгновение бедра Клейтона раздвинули ей колени. Последовавший за этим поцелуй был особенно нежным и сладким.

Потом он хрипло прошептал:

— Смотри на меня, Хоуп.

Оставалось только безропотно подчиниться.

Ее губ коснулся еще один бархатный поцелуй.

— Смотри на меня, когда я войду в тебя, когда наши тела сольются в одно, и запоминай, что значит быть одной плотью. До конца жизни.

Хоуп открыла рот, внезапно остро осознав, что она сделала и как далеко позволила себе зайти.

— Клей…

Клейтон потерся своей горячей, твердой мужской плотью о ее влажные половые губы, и она ахнула от наслаждения.

В ответ он прошептал ее имя и медленно проделал это еще раз. Его потемневшие глаза казались бездонными.

Отчаявшаяся Хоуп вцепилась в лежавший на диване плед и тихонько простонала:

— Пожалуйста…

А затем он ввел в нее самый кончик своего члена — неглубоко, совсем чуть-чуть, — и Хоуп тут же потеряла голову. Она бесстыдно умоляла о большем, сама рвалась ему навстречу, высоко поднимая бедра.

И он дал ей это большее, отдал всего себя, одним плавным движением войдя в нее на всю длину члена.

Хоуп коротко вскрикнула, вскинулась всем телом, уперлась в его грудь и напряглась — не столько от мимолетной боли, обжегшей ее изнутри, сколько от удивления и неожиданности.

Клейтон тут же застыл на месте, крепко зажмурился и стиснул губы. Руки, на которые он опирался, задрожали, но тугой член продолжал оставаться внутри Хоуп.

Наступившая мертвая тишина обрушилась на Хоуп как проклятие.

— Почему? — яростным, хриплым шепотом спросил Клейтон, подняв изумленные, широко открытые глаза. Этот взгляд пронзал ее душу.

Ложь, та самая ложь, о которой она давно собиралась и была обязана ему рассказать, наконец открылась.

— Клей…

— Почему, черт побери? Почему?!

Хоуп, придавленная великолепным мужским телом, содрогалась от боли и гнева, звучавших в его голосе.

Когда Клейтон сделал попытку отодвинуться, Хоуп невольно беспомощно поморщилась, и он, не изменив позы, выругался снова.

— Какого черта? Как ты оказалась девушкой?

ГЛАВА 17