— Из тех, — засмеялся Клейтон, вспомнив о ее чудесном, теплом теле. — Именно из тех. Ты восхитительная женщина!
Она вспыхнула и тихо сказала:
— Ну, тогда ты первый, кто так думает.
Смешное мужское тщеславие тут ни при чем, думал Клейтон. Да, быть первым, конечно, приятно, но в случае с Хоуп не это было самым главным. Он стал первым, кто сумел преодолеть ее оборону. Именно эта победа доставила Клейтону удовлетворение и глубоко тронула его.
— Я не думала, что способна на такое, — с искренним изумлением промолвила она.
Слейтер наблюдал за ней и пытался разобраться в собственных мыслях и чувствах. Да, сначала он злился, чувствовал себя обманутым, оскорбленным, но теперь, когда он так близко, так хорошо узнал ее, все предстало перед ним в новом свете.
Хотел бы он так же хорошо знать самого себя… Вопросы, мучившие его днем и ночью, снова выплыли на поверхность. Нужно пользоваться моментом, пока Хоуп не отказывается отвечать.
— Что еще ты знаешь обо мне? — спросил он.
— Что ты не значишься в списках преступников.
— Уже кое-что. А еще?
— Твои родители уехали в двухмесячный круиз и, должно быть, еще не знают, что ты пропал. У тебя нет детей и…
Он увидел, хотя и мельком, на один миг, своих пожилых родителей. Нежных, заботливых… Увы, это был всего лишь миг.
— И?
— Ты не женат. — Хоуп посмотрела на Клейтона сквозь густые ресницы. — Думаю, это хорошо.
Он согласился.
Хоуп сосредоточенно рассматривала свои руки.
— Ты живешь в Сиэтле и имеешь собственное дело.
— Ничего удивительного, что эти многочисленные животные показались мне незнакомыми. — Он никогда не жил с ней… Теперь все встало на свои места. Они вообще едва знали друг друга. Слейтер потер висок. — Значит, никто не заявлял о моем исчезновении?
Хоуп внимательно следила за каждым его словом.
— Нет, — слегка поколебавшись, ответила она. — Я проверяла несколько раз.
— Тоже неплохо, — пробормотал он. — Значит, тех, кто на меня напал, я больше не интересую. — Если бы не Хоуп…
Он должен быть уверен, что не навлечет на нее беду. Он не вынесет, если эта женщина пострадает из-за него.
Последние несколько минут у Слейтера раскалывалась голова. Но это была совсем не та боль, которую он ощущал в первые дни пребывания здесь. Внезапно Клейтона затошнило, но он сумел подавить приступ. В мозгу лихорадочно зароились мысли, пульс участился.
— Хоуп, — выдавил он, хватаясь за голову, — я должен… на минутку прилечь…
Хоуп вскинула голову, прищурилась, соскочила с кровати и немедленно вспомнила, что она врач.
— Конечно. Я отведу тебя в постель.
— Нет, — прошептал он, морщась от очередного приступа внезапно нахлынувшей невыносимой боли, лег навзничь и заскрежетал зубами, когда его голова прикоснулась к подушке. — Прямо здесь. Я лягу… прямо здесь. Только на секунду.
— Клей…
Он слышал ее, но уже не мог ответить… В мозгу звучали злобные голоса…
И ему было холодно. Чертовски холодно.
Он чувствовал, что Хоуп укрыла его одеялом, но озноб не проходил. Ладони Хоуп гладили его руки, растирали их и согревали. Огненная стрела снова вонзилась в голову Клейтона, и он услышал собственный стон.
— Клей, подожди минутку, сейчас я дам тебе что-нибудь обезболивающее, — сказала Хоуп, но он схватил ее за руку, не давая уйти. Клейтон знал, что занял ее кровать, но ничего не мог поделать: в глазах начинало меркнуть.
— Хоуп…
— Я здесь, Клей… — Его лба коснулась нежная рука, а потом губы. Во всяком случае, Слейтеру хотелось так думать.
— Они решили, что я мертвый.
— Тсс, — прошептала она. — Лежи смирно.
— Я не хотел умирать… но было нестерпимо больно.