Забыть и выжить

— Д-да где ж б-было успеть? — заикаясь, оправдывался высокий. — В-времени с-совсем н-не осталось… С-сам торопил!

— Ну правильно, хочешь жить — умей…

— В-в-вертеться?

— Всюду поспевать, Логопед. Убегать от косой!..

— А м-мне н-не верится, Хохол, что м-мы сд-делали п-п-правильно. З-зачем?

— Чего «зачем»? Ушли?.. А у меня нюх особый.

— А-а-аткуда?

— Учили! Учителя были классные… Да только то, чему научили, теперь никому не нужно. Вот ты из какого класса в школе ушел?

— Из в-восьмого, а-а что?

— Ну и чего помнишь из всех своих наук? Ничего! А какие бабки гребешь? Вот и я… Нутром чую, что нас не отпустят.

— Т-ты д-думаешь?

— Думать надо было, когда подписывались на это дело, а теперь уже поздно… Теперь уходить надо, и как можно быстрей… чертова гусеница, еле ползет. — И он грубо выругался.

«Спортсмен» задумался. Подошел к противоположной дверь тамбура, подергал, она была заперта. Открыл переходную дверь в последний вагон, прошел туда, вернулся, пожал плечами.

— Ага, ты думаешь, они уже толпой стоят, тебя ждут? Нет, кореш, как говорится, п… подкрался незаметно! А мы с тобой уже завязаны в цепочке. Раз первым был куратор, значит, мы с тобой — следующие, и неизвестно, где конец.

— А на х-хрена т-такие бабки т-тратить? Ес-сли к-каждого з-заказывать?

— Потому что дело серьезное. Наверное, крутой за свою репутацию боится… Заказчик крутой, понял?.. В общем, кончаем болтать, давай разбегаться.

— А к-куда? З-заперто!

— Не для нас… — Хохол достал из кармана джинсов тройной ключ проводников и легко повернул запор двери. Открыл и закрыл обратно. — Давай выскакивай на первом же полустанке. И постарайся, чтоб проводница тебя не видела.

— С-спасибо, Х-хохол.

— Валяй, Логопед. Будь осторожен, ни с кем не базлай. Я, когда в девяносто четвертом менял профессию, тоже поначалу на мелочах прокалывался. Давай. — Он хлопнул «спортсмена» по плечу и ушел в последний вагон, заперев на всякий случай переходную дверь за собой.

Логопед курил, глядя в окно. Что-то ему не очень верилось, будто за ними уже началась погоня. Зачем? Логики он никакой не видел в этом. Ведь услуги снова понадобятся! А так что же получается? Если убирать после дела каждого исполнителя, так никого и не останется! Нет, неправ Хохол, просто бздит мужик…

В тамбур вышел пожилой, хромой дядька с палочкой. Он кивнул молча и отошел к противоположной двери, достал пачку дешевых сигарет и начал хлопать себя по карманам в поисках спичечного коробка, наверное. Взглянул на «спортсмена», жестом спросил, можно ли прикурить, и Логопед, искоса глядя в окно, протянул ему свою сигарету. Мужик нагнулся, но тут вагон, как назло, качнуло, и мужик, пытаясь удержать равновесие, чуть не упал на парня. Но устоял.

А через мгновение Логопед вдруг начал медленно оседать, съезжая спиной по вагонной стене, пока не сел на пол. При этом рот его был удивленно открыт, а взгляд странно застыл, уставившись в одну точку.

Пенсионер концом палочки похлопал по оттопыренным карманам парня и, закрыв точно таким же ключом, как у Хохла, дверь в вагон, наклонился над Логопедом…

Глава двенадцатая ПЕРВЫЕ НАХОДКИ

С первыми лучами солнца Александр Борисович был на ногах. Настроение было отменным. Легкая зарядка, от которой он уже стал отвыкать, вернула бодрость телу, а ведро остывшей за ночь воды, опрокинутой на плечи, добавило свежести и мыслям.

Дел на сегодня было намечено немало, и у Турецкого не имелось причины, по крайней мере, отменять какое-то из них. Первым в этом мысленном списке стоял Володя. И, наскоро перекусив, Александр Борисович захватил с собой фотоаппарат и отправился на дикий пляж, к той скале, которую облюбовал для своих «солнечных ванн» этот странный бомж по кличке Полковник.

Утро было еще прохладным, с моря тянуло чуть знобящим ветерком, это уже береговой бриз сменил направление, ночами-то он дует с остывающего берега в море, а с рассветом — наоборот. Знания, мельком подумал Турецкий, из тех, далеких времен, когда любимая тетка еще лазала по яблоням да отрясала ветки тутовника, пятная землю чернильными пятнами приторно-сладких ягод, похожих на малину, но более крупных и иссиня-черных. Детство…

Он вышел к пляжу, сбежал на плотный песок, переходящий в гальку, и по самой кромке воды направился к навесам, под которыми, еще не разобранные отдыхающими, стояли лежаки. Кроме одного, что был в стороне. Вероятно, тот самый, старый, полуразвалившийся, до которого сторожам не было дела. На нем лежал раздетый человек, не исключено, что это Володя досматривал последний утренний сон.

— Володя! — закричал Турецкий, сложив ладони рупором. — Полковник!

— Я здесь! — Человек на лежаке перевернулся. — Кто меня спрашивает?

— Александр Борисович!

— Милости прошу!

Да, так и подобало бы ответить графу, к которому явился ожидаемый гость. Но неужели Володя и сегодня помнил об их вчерашнем уговоре? Интересный случай. Какая все-таки избирательная штука — эта память…