Забыть нельзя помнить

Какое-то время я пытаюсь дремать, но сон не идет. Почему-то бьет озноб, и хоть под пледом я одета в свитер, юбку и колготки, мне не хочется расставаться с пледом. Укутавшись с головой в клетчатый кусок шерсти, решаюсь прогуляться по дому. Заглянула в родительскую спальню, в гостиную, безразлично прошлась по кухне, и только в мамином кабинете мои ноги намертво приклеились к полу. Я не могу это объяснить себе, но мне хочется плакать, а затем и орать во все горло. Смотрю на пустующий стул, письменный стол с большим количеством различной документации, и сердце начинает колотиться. Несколько раз закрываю на короткие промежутки времени глаза, пытаясь прогнать пугающие ощущения, но ничего не выходит. Со слезами на глазах и колючим ежом в горле подхожу к маминому столу, беру в руки наше семейное фото с празднования моего десятого дня рождения, первого юбилея, о чем, кроме моих искрящихся глаз, ничто не говорит. Мама, не изменяя себе, наряжена в строгое темно-синее платье, отец в рубахе под цвет его чайных глаз, при галстуке, а посредине я с двумя белоснежными бантами, серьезным лицом и озорным взглядом, тоже в строгом платье под стать маминому. Счастливую ли семью запечатлела пленка? Впервые в жизни в моей голове возник подобный вопрос, и я поспешила избавиться от него, от фото, и покинуть кабинет.

Вышла во двор. Воспользовавшись маминым советом, отыскала гамак, но пролежала в нем не больше получаса, весеннее солнце и свежий воздух быстро подействовали на меня лучше всякого снотворного. Возвращаюсь в дом, а дальше случается все по лучшим законам кошмара.

Я сегодня забыла принять пилюли, и уже в недавно отремонтированной комнате (хотя не знаю, с какой целью, ведь белые обои в розовые мелкие цветочки были вполне себе еще приличные), с весенними обоями и шторами в крупные ромашки, я почувствовала неладное, но, не придав значения, завалилась спать.

Мозг в очередной раз выдавал мизерные порции прошлого, но в этот раз один из фрагментов был четче обычного. Я разглядела лицо того, кто насиловал мою плоть, кто измывался, кто бросил меня подыхать у конюшен – это был Костя. Я совершенно точно увидела его довольную ухмылку и черные глаза, которые когда-то гипнотизировали, а сейчас мне хотелось их выколоть, чтоб они не излучали такого самодовольного блеска.

Я медленно и мучительно возвратилась в реальность, но как-то не до конца.

Некоторое время сижу на кровати, пытаясь сообразить – кто я и где я. Так, в полубреду, без каких-либо острых эмоций, будто в состоянии лунатизма, я совершаю бесчисленное количество необъяснимых вещей.