Забыть нельзя помнить

Рука все делает сама. Я и сообразить не успеваю, как спустя всего несколько секунд холодное острое лезвие легко вонзается в тонкую шею Кости. Мне в лицо брызгает горячая жидкость, а мамин плащ безнадежно испорчен. В глазах Кости ужас и непонимание. Схватившись за рукоять ножа, он пятится назад. Я не успеваю перерезать глотку до конца, но удар пришелся куда надо – в сонную артерию, и шансов остаться в живых у Калюжного нет.

– За что? За что ты так со мной? – звучит хрипло и обреченно, а с глаз парня срываются слезы.

– А ты со мной «за что»? Прости, что не подохла в ноябре. Нужно было меня добить, довести дело до конца! Как видишь, я выжила. А тебе это едва ли удастся, – не сдвинувшись с места, шепчу я, в то время как Костя уже лежит на грязном цементе, по которому когда-то прошлись сотни копыт и все еще виднеются темные пятна – следы случайно «брошенных мин».

– О чем ты, сумасшедшая?! – Костя пытается кричать, но это дается ему слишком тяжело. – Какой ноябрь? Кого добить? Я ничего ведь не сдела…

Этому дураку удалось вытащить из шеи нож, что было огромной ошибкой, не позволившей даже закончить фразу.

– Кира! Ки-ра-а-а! – доносится с улицы, и я не могу сообразить, кто мог нас видеть, ведь на пути сюда нам никто не встретился. – Кира… Черт! Черт! Черт! Что ты наделала? Дочка, что ты надела, спрашиваю?! – Голос отца гремит страшнее самого ужасного раската в небе. Я никогда не слышала, чтоб он повысил голос, а тем более кричал. Но этот день настал. Наконец в нем проявились хоть какие-то эмоции.

– Я отплатила той же монетой, папа. Он ведь вдоволь надо мной наизмывался. Он причинил мне большую боль. А теперь сам знает, как это. – Я говорю в состоянии транса, растерянно водя глазами по сторонам.

Позади отца появляется силуэт матери, которая не торопится проявлять хоть какие-то эмоции. Взгляд ее безразлично скользит по остывающему телу Кости, а затем касается меня.

– Кира, подойди. – Послушно топаю в распростертые материнские объятия. – Ты принимала сегодня лекарства?

Я задумалась.

– Нет.

– Это многое объясняет. – С этими словами мама выводит меня из коровника, а отец суетится над телом человека, который в моем изувеченном мозгу был менее жесток, чем я, – он хотя бы оставил мне шанс на жизнь, а я нет.

Не покидая пределов фермы, в отцовской машине мама скормила мне несколько пилюль и сделала два укола в вену. Пришла в себя я уже в «Доме солнца».

Кира Медведь Ноябрь 1998