— Что ты делаешь, я же на дух не выношу эту гадость! — скривилась Рита, но всё-таки проглотила налитое. Внутренности обожгло огнём, из глаз брызнули слёзы. Часто дыша, Рита замахала ладонью у лица. — Фу-у, да как это пить можно вообще?!
— Пей-пей, тебе нужно! — Пушкин плеснул ей ещё немного и пододвинул тарелку с закуской-ассорти. — Только закусывать не забывай — развезёт.
Её и так уже порядком развезло. Перед глазами всё плыло, мысли путались, движения стали более плавными и заторможенными. Но стало легче — именно это и обещал Пушкин, когда откупорил литровую бутылку Джек Дениелс.
Когда Рита убежала из дома, то почему-то сразу позвонила именно ему. Ей нужно было выговориться кому-то, поплакаться в чью-то жилетку. Держать всё в себе не было никаких сил. Приехала к нему домой и рассказала всё-всё, не таясь. Пушкин слушал не перебивая, лишь иногда вставляя словечки: «вот это да», «офигеть», «жесть», не забывая при этом подливать подруге горючее.
Сегодня всё святое, что ещё хоть как-то худо-бедно зиждилось в семье Риты — рухнуло. Нет никакой красивой сказки о любви до гроба, и клятвы верности — это тоже полная чушь. И семьи у них никакой теперь тоже нет. Мать изменяет отцу, отец — матери. Все друг другу врут, строят за спиной козни. И она, Рита, не лучше…
Зато она решила для себя, что с этого дня перестанет плясать под дудку родителей. Туда не ходи, это не делай, то некрасиво… Тоже мне, моралисты! Пусть для начала разберутся в своих головах, а потом её воспитывают. И вообще, она уже давно не ребёнок, и хоть терпеть не может алкоголь, назло им напьётся до чёртиков. И домой не придет ночевать — будет слоняться всю ночь по скверам, распевая матерные песни. Она представила лицо своего чопорного папочки, когда ему позвонят из отдела полиции и расскажут, что задержали его единственную дочь, в нетрезвом состоянии спящую на лавочке.
Рита не удержалась и хихикнула.
— Чего хохочешь? — улыбнулся Пушкин и распечатал пачку Мальборо.
— Да так. А дай-ка и мне тоже одну.
— Так ты же не куришь, — хмыкнул парень, но сигарету всё-таки протянул.
Рита вставила в рот фильтр и неумело затянулась. Лёгкие словно опалило жаром, горло зачесалось, а голова словно куда-то поплыла, похлеще чем от алкоголя.
Надсадно кашляя, она всё-таки повторила попытку и втянула ядкий дым снова.
Да уж, видели бы ее сейчас родители, а отца бы уж так точно удар стукнул, если бы он только знал, с кем она сейчас всё это вытворяет. Её папенька на дух не переносил этого «бездельника чернокожего», и вообще не выносил всех, кто не соответствовал его требованиям. Строил из себя примерного гражданина, мужа, отца, а сам… В нём Марго разочаровалась даже больше, чем в матери когда-то. Она ему верила, ставила в пример другим, считала его идеальным, а он передал её, разрушил детские иллюзии.
— Ох, Маргоша, ну ты даёшь, — в очередной раз покачал головой Пушкин и откинулся на спинку широкого дивана. На фоне светлой обивки его кожа казалась шоколадной, а по сравнению с белоснежной её — вообще чёрной. — Я думал, что у меня семейка с прибабахом, но твоя мою точно переплюнула.
— Презираешь меня теперь, да?
— Конечно, твой поступок нельзя назвать красивым, но понять тебя можно… Если честно, я тоже увидел сегодня в кафе твоего батю с той тёткой — картина малоприятная. Если бы мой отец гулял от матери, и я бы вот так увидел его с другой — я бы не мелочился и прямо там дал ему в табло. Но мой отец сбежал ещё до моего рождения, так что… — он широко улыбнулся и легонько толкнул Риту локтем в бок. — Хрень это всё, Маргоша, переживём. И предки твои ещё помирятся.
— Не-не-не, — быстро замотала головой Рита. — Я своего отца знаю, он подобное не простит, да и мать по ходу втюрилась в Яна Романовича по уши…
— А ты?
— Что — я?
— А ты втюрилась? — серьезно спросил он, прожигая её угольно-чёрными глазами.
— В босса? Нет. Вернее, я сначала думала, что влюбилась, а потом поняла, что придумала себе эту любовь. Увидела красивую картинку, захотела доказать себе, да и что уж — вам всем, что могу закадрить любого… Ну а что из этого вышло, ты знаешь. Лоханулась я по полной, и перед самой теперь ужасно стыдно, — Рита вздохнула и неумело затушила окурок в прозрачной пепельнице. Перед глазами всё плыло, кажется, она действительно здорово наклюкалась, но на достигнутом останавливаться не собиралась. Протянула руку и, цепляясь за стакан, свалила со столика тарелку с закуской. — Вот блин, по-моему, мне всё-таки хватит.
Покачиваясь, сползла на колени и принялась поднимать с пола кусочки сыра и салями. Пушкин пришел ей на подмогу, и они, хохоча, принялись лепить куски колбасы на глаза, кидаться оливками и бегать друг за другом по просторной гостиной, отвешивая шуточные пинки.
Насмеявшись и перепортив все продукты, они обессиленно упали на пушистый белый ковёр, при этом продолжая щипать друг друга и подкалывать.
— Кошма-ар, твоя маменька нас убьёт, когда вернётся, — выковыривая из волос кусок сыра, хохотала Марго.