Забыть невозможно

Виктория постелила ему в комнате для гостей. Может быть, его долго не было дома? Сколько времени необходимо, чтобы в доме не осталось следов пребывания человека? Много, очень много. Он ничего не может узнать в своем доме. Совсем ничего.

И Макс. Он помнил кличку, но не собаку. Ни то, как он появился в их доме, ни своих прогулок с псом, ни даже где хранят его еду. Разве что название консервов, которыми его кормят. Почему?

Что за странное безумие овладело им? Его накачали наркотиками? Может быть, он действительно сошел с ума?

Загнанный в угол, мучимый чувством вины, он подошел к книжному шкафу. Он даже не узнавал книг, хотя многие читал. Но он никогда не покупал этой классики в твердых переплетах.

Он поискал глазами одну книгу. Но там, где она стояла прежде — между учебником химии и справочником по оружию, — зияла пустота. И это заставило его сердце забиться сильнее. Виктория опередила его. Она уже поняла: с ним что-то случилось. Норман видел это в ее глазах, угадывал по ее неуверенным движениям прошлой ночью. Она любила его, но она же почти обезумела от беспокойства. Почему? Он и сам не находил ответа.

Он схватился за голову и изо всех сил стиснул ее.

И вдруг его осенило. А что, если все эти люди — персонажи его собственных книг?

Норман быстро пересек комнату и подошел к шкафчику, где хранились документы. В первом же ящике, среди толстых папок, оказалась одна, на которой значилось: «Наброски характеров действующих лиц».

Он вытащил папку из ящика и задвинул его. Затем несколько минут сидел, не глядя на бумаги. Что если он не найдет там ни Джеймса, ни Майкла, ни Мэри? Он медленно открыл папку и начал читать.

Он узнал почти всех. Гарри, главного героя первого триллера Норманов, и Барнета, агента контрразведки из третьего романа. И Сэма Сэмюэльсона, несгибаемого полицейского, повидавшего слишком много безнаказанных убийств, а потому решившего подменить собой закон, и Вэнди, нетерпеливую молодую руководительницу отдела, выследившую банду продавцов наркотиков по двадцатипятицентовому несоответствию в телефонном счете. Но ни Джеймса, ни Майкла, ни Мэри среди них не было.

Норман вытащил одно из описаний и, приняв его за образец, стал настукивать на машинке все, что знал о своих неуловимых персонажах.

Ярость охватила Нормана, когда он начал с Джеймса. Этот сукин сын, шеф отдела, убийца под личиной государственного чиновника. У него, как у какого-нибудь одноглазого террориста, всегда с собой пистолет 38-го калибра. Его седые, безукоризненно ухоженные волосы изысканного джентльмена к концу повествования уже вызывали отвращение.

Опустошенный, изнуренный, казалось бы, чужими воспоминаниями, Норман, тем не менее, продолжал.

Майкла описать было труднее. У него не было фамилии, и Норману не удалось представить цвет его глаз. Майкл любил кондитерские магазины и футбол, у него был старый, разбитый автомобиль, некогда ярко-зеленый, а теперь серый и блеклый. Он родился в июне под знаком Близнецов, и именно поэтому, как часто говаривал Майкл, ел за двоих. Он был разведен, Норман даже вспомнил имя его бывшей жены — Кристина — и имел двух детей — Майкла-младшего десяти лет, и Конни восьми. Слезы блеснули на глазах Нормана, когда он отпечатал слова Майкла: «Я никогда не жалел, что у меня есть дети. Когда они появляются на свет, ты с удивлением узнаешь, что в твоем сердце стало больше места. И прежняя пустота заполняется любовью».

Описывая Майкла, Норман понял, что скучает по нему, чертовски скучает.

Наконец он заставил себя перейти к Мэри. Одно только упоминание, ее имени причиняло боль. Мэри. Милая нежная Мэри, улыбчивая девочка, которая озаряла светом жизнь своих родителей. Фея-шалунья, рано вышедшая замуж и рано умершая. Когда жестокая болезнь убила Мэри, казалось, солнце закатилось вместе с ней. Все знакомые любили ее. Каждый, кто говорил с ней, смеялся. Люди словно становились красивее и лучше после встречи с Мэри. Когда рак отнял ее красоту, она держала руку мужа и просила не плакать о ней. Уверяла, что прожила свою жизнь, наслаждаясь каждой минутой. Она не сможет вынести, повторяла Мэри, если он когда-нибудь пожалеет о прошлом.

— О, Мэри, — прошептал Норман, видя перед собой не лист бумаги, а больничную палату, пропахшую аммиаком, и бледную, тонкую тень на постели, состарившуюся от страданий. Его плечи сотрясали рыдания, которые уже невозможно было сдержать.

— О, Боже… — молил он. — Не дай мне сойти с ума. Верни мне память. Но я не хочу вспоминать это. Не надо. Я не хочу, чтобы это была моя жизнь.

Он закрыл лицо руками, и слезы потекли меж пальцев.

— Боже! Дай мне Викторию. Дай мне хоть что-нибудь, только не это, — закричал он. — Я не смогу… не смогу этого вынести.

IX

Виктория оторвала взгляд от книги и отодвинулась от стойки бара. Последний луч солнца внезапно погас, и только что ярко сверкавшая гладь залива стала непроницаемо черной. Виктория посмотрела на недопитый стакан вина и тряхнула головой. То ли от длительного сидения на табурете, то ли от сегодняшних необычных приключений ее плечи ныли, а тело казалось негнущимся и чужим.