Забыть Палермо

— Знаете, — сказал Джиджино глубокомысленным тоном, — у нас в квартале из американцев были только негры. — И так как Кармине рассмеялся, Джиджино добавил: — Что вы за человек? Вчера хотели убить меня, сегодня я вас рассмешил. Как вас понять?.. — И договорил: — А как понять, почему люди становятся врагами?

Но в этот момент боль стеганула его, как удар кнутом, и он уже не мог говорить ни о войне, ни о женщинах, ни о ветре. Ему было не до этого.

* * *

У смерти свои хитрости. Она скрывает свой приход, а первые гонцы, предвещающие ее победу, могут быть даже ложно поняты. Кармине стал жертвой такой неразберихи. Он еще упрямо надеялся, пытался сберечь иллюзии. Свернувшись в уголке подвала, он глядел на мальчика и искал в его усталых чертах признаки будущего выздоровления. Вот хотя бы румяные щеки, право, он лучше выглядит, цвет лица совсем другой. Да и голос его снова стал резким, как прежде, когда он продавал жасмин, только немного хриплым. Джиджино жаловался, что ему что-то мешает в горле. А если б он попробовал кричать, как прежде? Наверно, его услышали бы на всех перекрестках. А этот зуд вокруг раны — так, верно, бывает при заживании.

— Кровь у тебя перестала сочиться, — сказал мальчику Кармине.

И правда. На повязке больше не проступали кровяные точки.

— Правда? — с волнением спрашивал Джиджино. — Больше не течет? Чему удивляться? Я похож на опустевший мешок.

Но Кармине не ощущал грозной опасности, не замечал тяжелого присутствия смерти, идущей прямо к цели и уже схватившей Джиджино.

Желая занять мальчика, он рассказывал ему об Америке, расписывал ее во всем могуществе, конечно, не из удовольствия или торжества — сам-то он привязался к своей мрачной тюрьме, — но потому, что верил: может, это и ускорит выздоровление Джиджино, даст ему бодрость. Мальчик внимательно слушал, как всегда опираясь на локоть. Кармине уверял:

— Как выберешься отсюда, судьба твоя изменится, еще будут лучшие времена. Еще день или два, Джиджино, и вот увидишь, мы уедем. Я возьму тебя с собой. А потом ты станешь богатым.

— И вы в это верите?

Джиджино, пожалуй, сомневался. Он испытывал тяжелую боль в ногах и в плече. Странная боль, которая вызывала судороги. Иногда она начиналась в плече и охватывала всю руку, другой раз, наоборот, шла от руки вверх, вызывая нестерпимые конвульсии. Но Джиджино повторял:

— Вы верите в это? Будем надеяться. Пока я в таком виде, вам не придется отсюда уйти.

— Ты уверен?

— Да. Мы как жених и невеста. Даже хуже, я не могу выйти без вас, а вы без меня.

— Почему?

— Все испугаются, что вы поднимете тревогу. Здесь боятся доносчиков. В каждом из этих домов есть свои тайны. Понимаете? И потом все дома сообщаются в первом этаже… Да, мосье, так можно обойти всю площадь, не выходя наружу. Такая постройка. Если полицейский попал хоть в один из этих домов, он уже опасен для всего квартала.

— А если я все же выйду? — спросил Кармине.

— Не пройдете и двадцати метров. — В руках Джиджино появилось воображаемое ружье, и, щелкая языком, он выразительно имитировал сухой звук выстрела. — Пробьет ваш час, — коротко сказал он. И так как Кармине еще не понял, он добавил: — Следят. Отовсюду. Из окон, с крыш, с балконов. Живут там наверху, на горе, высоко, как ангелы, но держат автомат наготове. Женщины бывают у них там. Я вас предупреждаю, надежды на удачу нет. Они здорово стреляют.

В голосе Джиджино не было злости. Он говорил все это с явным сожалением, как будто понимал странность положения и пытался извиниться за это. «Меня тут нечего винить, — подразумевалось в его словах. — Просто таково положение». Но вслух он не сказал этого.

Скрип, и дверца люка открылась, как огромный слепой глаз, а голос наверху шепотом сообщил новости: карабинеры пока тут, неизвестно почему не убрались. А потом весь день было тихо, столь густая, непроницаемая, ужасная тишина, будто черная дырка, в которой укрылись Кармине и Джиджино, была на глубине в тысячу миль под землей.

И вдруг Кармине как осенило. Он осознал неминуемое — скорую смерть Джиджино, которую предсказали несколько мелких примет и наблюдений. Сколько он передумал и перечувствовал, пока свыкся с этой мыслью! Трудно было отвести взгляд от тела больного мальчика. Кармине был охвачен отчаянном и страхом, ему казалось, что близятся последние минуты. Он удивился необычно черным, блестящим волосам мальчика, гладким, как у индийцев. И тут же вклинилась мысль: после смерти эти волосы потускнеют. С этой минуты Кармине видел Джиджино таким, каким он был на самом деле, — гибнущим, распростертым на земле, задыхающимся, с прилипшими от пота волосами…

Весть о близости конца неведомыми путями проникла в дом. Теперь уже не только новости спускались вниз, но и женщины всех возрастов. Они опустили лестницу и сползали по ней, как черные тараканы. Похожие на таинственную секту плакальщиц, стали вокруг Джиджино. Явился врач и подтвердил, что конец близок. Джиджино терял сознание. Мальчика терзали жестокие судороги, он не мог ни пить, ни говорить, губы его покрылись розовой пеной.