— Меня не приняли потому, что я чеченец! — убежден он. И как я не убеждал его, что это чушь и бред: не прошел и не прошел, я сам недобрал одного проходного бала! — ничего не смог ему доказать.
Но в Москве, повстречавшись с деканом журфака, Ясенем Николаевичем Засурским, сказал ему:
— А приняли бы Удугова, может, и войны бы не было!
Мы вместе посмеялись над этим нелепым предположением, но, с другой стороны, иногда сущая мелочь, ерунда, пылинка может изменить весь ход истории…
Блокнот четвертый: год 1998-й
Почему в Чечне Советская армия победила Российскую армию? Этот вопрос давно не дает мне покоя.
Не потому, конечно, что я мечтал о том, чтобы в центре Грозного Павел Грачев принимал парад воинов-победителей. Естественно, на белом коне.
В этой войне победители только одни — подонки, заработавшие на чужой крови свои жалкие миллиарды.
Думаю о другом. О том, о чем раньше никогда и не думал, — о военном искусстве. Надо ли кончать Академию Генштаба, чтобы, как в январе 95-го, бросить беззащитные танки в узкие грозненские улицы? Зачем нужна Академия связи, если именно из-за ее отсутствия лупили по своим? Что это за специалисты тыла, со всеми своими училищами, управлениями и сотнями генералов, если солдаты просили хлеб у проходивших мимо чеченцев?
Ведь в конце концов строители, инженеры и учителя, ставшие полевыми командирами и командующими фронтами, выиграли войну у профессионалов, обучение которых больно ударило по карманам налогоплательщиков.
Две воюющие стороны объединяло только одно: воинскую науку все осваивали вместе — в рядах Советской армии. Что, одни ее освоили лучше? Другие оказались двоечниками?
Сейчас самое время разобраться, что же произошло.
— Когда здесь, в Ингушетии, я увидел колонну, направляющуюся в Чечню, я схватился за сердце: вперемежку стояли бензовозы, машины со снарядами и бэтээры. Один выстрел — и все… — вспоминает начало победоносной грачевской операции председатель парламента Ингушетии Руслан Плиев, в прошлом — профессиональный военный, командир полка, который первым вошел в Кабул. — Спрашиваю у солдатика с птичьей шеей, в руках у которого гранатомет: «Что это у тебя?» — «Труба». — «А как стрелять из этой трубы, тебе показали?» — «Кладешь под мышку…» — «На плечо, дурачок, на плечо…»
Помню, впервые очутившись на этой войне (был январь 95-го года), я и сам поразился чертовщине и неразберихе, заметной даже непрофессиональному глазу.
Я добирался из Моздока в Грозный в составе большой автоколонны. Наш КамАЗ шел последним. Недалеко от Грозного, в предгорьях, там, где в долине лежали останки российского самолета, мотор заглох. Колонна ушла вперед, оставив нас в одиночестве. «Ты давно за рулем?» — спросил у водителя, якутского паренька.:— «Три месяца…»
Помню странное состояние заброшенности: уже наступали сумерки, на всех — один «Калашников», полковник, позабывший дать бэтээр прикрытия… Бр-р…
Тогда — пронесло.
Но эту заброшенность наших солдат и офицеров я ощущал каждый раз, оказываясь в Чечне.
Помню еще, как в феврале предыдущего года, в Новогрозненской, где я дожидался приезда Аслана Масхадова, полевой командир Н. рассказывал мне, как шел на выручку Радуева, к Первомайскому:
— Ваши стояли там… Наши шли оттуда… Тогда ваши отошли… А наши…
Вдруг запнулся и произнес:
— «Ваши», «наши»… А раньше мы все были «нашими»…
Война разделила нас, но даже в этом разделении оставалось то, что неразделимо. И я не раз слышал истории — как с одной, так и с другой стороны — о том, как в бою сталкивались бывшие сослуживцы и прекращали бой. Куда мы денемся друг от друга, хотя бы из-за связывающего нас прошлого.
И потому во время последней грозненской командировки, расспрашивая чеченских полевых командиров, как они оценивали действия российской армии, я не чувствовал, что говорю с представителями армии противника. Нет, я говорил с людьми, которые, точно так же, как и мы все, были ошарашены тем, во что же превратилась когда-то единая армия.
Руслан Кутаев, бывший вице-премьер, а ныне советник Аслана Масхадова, не был полевым командиром.
— Мне не повезло. Передо мной была поставлена другая задача.
— Какая?
— Вы помните, что российское руководство создавало видимость, будто весь народ поддерживает Завгаева, Хаджиева, Автурханова. Были даже созданы так называемые партии. В этой связи осенью 95-го года в течение двух суток в одном из горных сел проходила встреча Масхадова, Удугова, Халимова и Кутаева. Передо мной была поставлена задача: войти в круглый стол КНС, разбить его участников изнутри и не оставить вокруг них ничего. Эта задача была успешно выполнена. И когда в апреле 96-го года состоялся съезд партий и движений Чеченской Республики, все участники заявили, что они — с чеченским народом, воюющим против российских войск, и что Завгаев — лишь видимость чеченца…
— То есть вы сыграли роль Штирлица?
— Ну вроде бы…