Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола

Основатель будущей династии стоял практически за всеми заговорами при российском дворе, включая «неожиданную» смерть Годунова, которая носила явные признаки отравления, и последующее уничтожение рода Годуновых. Еще одной жертвой отравления стал в 1610 году талантливый полководец М. Скопин-Шуйский, успешно возглавлявший борьбу с поляками. Его смерть открыла дорогу к смещению царя Василия Шуйского. На совести клана Романовых и мученическая смерть инокини Марфы – вдовы Иоанна Грозного Марии Нагой в 1612 году, и пятилетнего сына Марины Мнишек («ворёнка»).

РОСТОВСКИЙ МИТРОПОЛИТ. А митрополитом его назначил – за какие-то заслуги, не названные составленной при его внуке Алексее историей, – не кто иной, как польский ставленник Дмитрий I, то есть, по той же романовской версии, его же, Филарета, бывший служащий монах-расстрига Григорий Отрепьев. Но вот о том, что в митрополиты заговорщик превратился сразу по смерти Годунова, нигде особо не сказано. Кстати, есть сообщения, что до пострига Юрий Богданович Отрепьев, происходивший из бедного рода галицких бояр (Григорий – монашеское имя), был холопом (для того времени – придворным) старомосковского боярского рода Романовых.

А в патриархи его произвел «Лжедмитрий Второй». Если этот «Второй» не был выжившим «Первым», а был новым самозванцем, так надо еще подумать, откуда у него такое благоволение и доверие к бывшему московскому боярину, протеже предыдущего самозванца. Ведь вот что пишет Р. Г. Скрынников о деятельности Филарета в этот период: «Фактическим главой тушинского правительства стал уже упоминавшийся ростовский митрополит Филарет, человек незаурядных способностей и сильной воли. В Тушино его привезли как пленника, но Лжедмитрий II предложил ему сан «патриарха всея Руси». И Филарет принял его, хотя еще совсем недавно предавал анафеме нового «еретика и вора», появившегося в Стародубе… Филарет с еще большим усердием стал совершать молебствия во здравие «великого государя Дмитрия Ивановича и его благоверной супруги Марины Юрьевны». (См. «Крест и корона», с. 346.)

Вообще изобилие самозванных «Димитриев», появляющихся не одновременно, а последовательно, наводит на мысль, что это один и тот же литературный герой, но из разных сценариев, объединенных в дальнейшем в одно произведение. Или некая государственная структура тиражировала их, действуя по одному шаблону. Но об этом мы уже писали.

«ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО». Всё время польской интервенции на Русь Филарет находился в стане врага, у короля Сигизмунда III, возглавляя вместе с князем Голицыным «великое посольство» – и попробуй догадайся, что официальной целью посольства было приглашение на русское царство польского королевича Владислава. Трудно сказать, насколько легитимным было это посольство; традиционно его не считают актом национальной или государственной измены лишь на том основании, что приглашение Владислава предусматривалось Договором от 17 августа 1610 года. Но насколько законен был сам Договор? Ведь Филарет представлял в Польше «Тушинского вора», который обладал не большей легитимностью, чем наши современные «беловежские заговорщики», разрушившие Советский Союз.

Филарет оказался опытным и «патриотичным» послом: так уговаривал поляков взять Русь себе, что они затеяли с ней войну, а самого посла взяли «в плен»! Впрочем, он и в плену не терял время даром, умело играя на тщеславии и Голицына, и Сигизмунда. Последний в 1611 году даже сам возжелал занять русский трон, но испугался гнева Папы, поскольку Филарет выдвигал условием принятие православия. Это же требование останавливало и королевича Владислава; приняв Московский трон и православие, он лишался возможности в дальнейшем надеть еще и польскую корону. (Из-за вопроса о перемене веры послов и взяли «в плен».)

При этом Филарет, естественно, скрывал свои претензии на власть в Москве, а подчеркивал, что основной русский претендент, князь Василий Голицын, находится тут же, в заложниках. И как же было Голицыну сомневаться в Филарете, если он был повязан с Романовыми кровью: в 1605 году лично участвовал в убийстве вдовы Годунова и его сына Федора, уже провозглашенного царем. (См. «Хроники смутного времени», с. 304–305).