Увязывая эту задачу с „политикой рас“, направленной на „уничтожение гегемонии хува“, колониальная администрация в школьной политике делала упор на преподавание французского языка и одного из региональных диалектов уже сложившегося тогда на основе диалекта мерина общемалагасийского языка.
Приоритет французского языка рассматривался как эффективный метод внедрения в сознание малагасийцев идеи величия и превосходства всего французского над всем малагасийским, один из действенных способов духовной колонизации [7, № 52]. Под прикрытием рассуждений о стремлении „не ограничивать культурный кругозор мальгаша“, дать ему возможность „подняться до уровня француза“, не делать из „столь знаменитой западной культуры монополию колонизатора“, выполнять „цивилизаторскую гуманитарную миссию“ в сознание малагасийца привносились идеи „величия Франции“, культурного „превосходства“ метрополии [187, с. 141–149; 125, с. 25–26; 222, 26.02.1915].
Подобно системе „туземного кодекса“, в области просво щения для малагасийцев была разработана специальная структура учебных заведений. Системы преподавания на Мадагаскаре и во Франции разительно отличались друг от друга. Колониальные власти чинили малагасийцам всяческие препятствия в получении знаний. Для большинства жителей образование ограничивалось первыми четырьмя годами обучения. Постоянно сокращалось количество средних школ, доведенное к 1930 г. до 14 на всю страну, по территории превосходящую Францию. Соответственно уменьшалось и число учеников: со 164 тыс. в 1894 г. до 80 тыс. в 1910 г. [217, 1.03.1899; 213, 24.07.1909; 207, 6.01.1907].
Курс на „преобладание французского языка“ предусматривал соответственно всемерное подавление малагасийского под предлогом его „бедности“, „практического отсутствия письменного наследия“ и т. д. [224, 30.10.1902]. Тем не менее в школах не удавалось обходиться без малагасийского языка, так как дети поступали в школу, не имея никаких познаний во французском. Однако и там преподавание велось не на общемалагасийском языке, а на одном из его диалектов, распространенном в данной местности [6, № 692; 7, № 70; 6, № 448; 125, с. 65]. По указу от 16 февраля 1916 г. учитель был обязан „сначала употреблять для объяснения с учениками местный диалект, а затем, по мере возможности, заменять его французским языком“ [47, 19.02.1916]. Но и знания французского давались малагасийцам весьма ограниченные, чтобы воспринимать „что следует“ и ни в коем случае не воспринимать „чего следует“ [182, с. 16–21]. В результате, по признанию учителей, „молодые малагасийцы не могли правильно изъясняться даже на своем родном языке, с трудом говорили и на французском“ [204, 17.01.1918].
В начале XX в. система колониального управления утвердилась на юге острова. Эти районы постепенно входили в зону Колониального общества со всеми вытекающими из этого последствиями, уже рассмотренными в начале данной главы (усиление репрессивной колониальной политики Франции на Мадагаскаре, увеличение размеров налогов для покрытия расходов на строительство железных дорог, расширение масштабов применения принудительного труда для общественных работ и обеспечения возрастающих поставок в метрополию скота, кож, каучука, произвол местных властей и колонистов). Пока социально-политические преобразования серьезно не затрагивали структуру традиционного общества, население довольно пассивно реагировало на французское присутствие. Однако, по мере того как изменения в привычном укладе жизни становились необратимыми, усиливалось недовольство жителей юга Мадагаскара, росла социальная напряженность, которая усугублялась злоупотреблениями чиновников местной колониальной администрации.
Так, в провинции Фарафангана с 10 до 15 фр. был увеличен подушный налог, который населению и ранее трудно было уплатить [7, № 52]. Тяжело сказывался на жителях юга, преимущественно скотоводах, налог на скот. Командир поста Ампарихи сержант Вине нередко заставлял малагасийцев платить налог дважды, если при проверке те не могли предъявить квитанции об уплате или если их имена были схожи с именами неплательщиков [6, № 448; 191, с. 86].
Малагасийцев без конца сгоняли на принудительные работы. Так, „нанятым“ на строительство дороги Иакура — Суарану крестьянам, отработавшим 21 тыс. человеко-дней, заплатили всего 100 фр. В округе Бефутака военный администратор Баге приказал местным общинам проложить дорогу протяженностью свыше 300 км. Денег, которые власти выдали, хватило лишь на закупку орудий труда, на оплату рабочим не осталось ничего. В сентябре 1904 г. Вине отправлял в Ампарихи на дорожные работы или на заготовку древесины почти всех жителей, включая женщин. Командующий дистриктом Мидунги капитан Кэнк в ноябре 1904 г. принуждал жителей завершить в восемь дней строительство поста Бегугу под угрозой заключения в тюрьму вождей [7, № 364; 10, № 24].