Перед встречей с Карой Джейд почти не спала. Ее радовала возможность уже завтра приобрести инструмент, но, с другой стороны, не давали покоя слова отца. Он просил больше никогда не играть на скрипке, призывал к осторожности. И если бы он узнал о ее затее, наверняка бы вышел из себя. Но Джейд почему-то верила, что все обойдется, – ведь она хотела играть лишь у себя в коттедже, никто о ней не узнает.
Каре был двадцать один год, и она оказалась невероятной красавицей – настоящей калифорнийкой. Таких девушек чаще можно встретить на пляже, с доской для серфинга, а не в душном музыкальном классе университета Сан-Диего. Кара была хорошей скрипачкой – Джейд с замиранием сердца прослушала в ее исполнении несколько музыкальных фраз, это был «Чардаш» Монти, самое начало, вступление. Она смотрела на красивые загорелые руки Кары, когда та работала смычком, на ее длинные пальцы, скользящие по струнам, и не могла не признать, что очарована и скрипачкой, и ее инструментом.
Закончив играть, Кара передала скрипку Джейд, чтобы та проверила ее звучание, а заодно размяла пальцы. Для нее держать скрипку под подбородком после такого долгого перерыва было все равно что обнимать давно забытого друга. Она сыграла несколько гамм и арпеджио и начала концерт Вивальди. Причем ей не слишком пришлось притворяться, чтобы выставить себя новичком – перерыв давал о себе знать, и пальцы ее, конечно же, утратили былую ловкость.
Отдав Каре пять стодолларовых купюр, Джейд, точно ребенка, обняла инструмент и пошла через кампус к своей машине.
В это время года в Сан-Диего бушевали сухие осенние ветры Санта-Ана и было очень жарко. Но Джейд, несмотря на то, что в коттедже было как в парилке, придя домой, закрыла все окна и сразу попробовала играть. Пальцы после долгого перерыва ослабели и поначалу казались слегка неуклюжими. Техника владения смычком стала чуть хуже, но для Джейд это не имело значения – главное, что она снова играла. Она плакала сразу от горя и от счастья и вспоминала, как много всего потеряла! Свой дом, семью, свое будущее. Но теперь у нее снова была скрипка – единственная вещь, которая приносила ей радость, единственный друг, с которым она могла не расставаться до самого утра.
Я заехала на круглую площадку перед домиком у моря в Миртл-Бич, чтобы немного посидеть и обдумать, о чем буду говорить с Катериной Торо. Катерина – а не Стив Дэвис – занималась с Лизой на тот момент, когда та – предположительно – покончила с собой. Я нашла ее имя в нескольких статьях, сохраненных отцом. И она оставалась сейчас единственным человеком, кто по-настоящему хорошо знал Лизу, пока она не исчезла. Я очень хотела с ней поговорить и очень надеялась, что сестра была ей не безразлична.
Катерину я отыскала легко. Сейчас ей было семьдесят шесть, она десять лет как ушла на пенсию и, оставив Национальный симфонический оркестр, переехала в Южную Каролину поближе к дочери. Я нашла ее телефон в Интернете, позвонила, представилась и сказала, что хочу с ней поговорить. Мой звонок ее удивил, но она не отказалась встретиться и пригласила к себе домой. От Нью-Берна до места, где она жила, ехать предстояло четыре часа, но я сразу поспешила в дорогу. Меня не пугало расстояние, я готова была пойти на что угодно, лишь бы поскорее что-то узнать о Лизе.
А еще меня влекло в Миртл-Бич то, что я могла сбежать из своего дома, в котором понемногу начинала сходить с ума. Перед приездом в Нью-Берн я полагала, что смогу быстро разобрать вещи и выставить все на продажу, но теперь мне хотелось со всем этим повременить. Зато Кристин и Дженни с воодушевлением взялись за дело и делали его столь вдохновенно, что я не могла не почувствовать, что моему желанию не торопиться есть угроза в лице помощниц. Когда я сообщила им, что уезжаю на день в Виргинию и вернусь только к вечеру, Кристин – я поняла это по ее порывистому движению в мою сторону – снова захотела завести со мной разговор о бумагах отца. Но не успела она открыть рот, как я уже выскочила из комнаты.
Катерина Торо, отворив дверь, ждала меня на крыльце, пока я шла от машины. На ней были белые капри и легкая голубая туника, приятно гармонирующая с цветом неба и океана за ее спиной. Мне приятно было задержать взгляд на этой картине. С улыбкой она протянула мне руку и ввела в дом.
– Сестра Лизы! Как я рада с тобой познакомиться!
– Я тоже, – немного завороженная, промолвила я.
Мы прошли в гостиную с высокими потолками, и Катерина, усадив меня на белый диван, их было два, пошла налить нам по коктейлю «Мимоза». Сквозь огромное стекло во всю стену я могла наблюдать океан, который дышал своими водами настолько близко, что казалось, его можно было коснуться рукой.
– Какой потрясающий вид, – не удержалась я.
Катерина кивнула и протянула мне коктейль.
– Мне очень повезло, – проговорила она, устраиваясь на другом диване.
Ее все еще можно было назвать красавицей. Лицо совсем без морщин, яркие голубые глаза и белые волосы, почти такого же цвета, как диван, на котором она сидела.
Пригубив коктейль, она с грустью покачала головой и сказала: