Забытая слава

Полный озлобления на весь мир, генерал отказался от службы, взял отставку и засел в Михалкове, наслаждаясь обидой, злословя по адресу государыни и ворча на Военную коллегию. В парке усадьбы плотники по его чертежам построили бастионы Бендерской крепости. Граф любовался ими, ежедневно вспоминал славную свою победу и заставлял всех гостей восхищаться его подвигами.

Дерзкий на язык, уверенный в поддержке старшего брата Никиты, человека влиятельного, Петр Иванович не щадил в нападках ни вельмож, ни императрицы. Он принимал широкий круг знакомых и в разговорах весьма резко порицал двор, критиковал политику Екатерины и все беды видел в том, что ему пришлось отойти от службы.

Императрица называла Петра Панина своим первым врагом и персональным оскорбителем. Совсем недавно ей как самоважнейшее дело донесли, что чумной бунт в Москве произошел по наущению генерала Панина. Через эту смуту он старался возвести на престол великого князя Павла Петровича.

Выдумке московских сплетниц Екатерина не поверила, но за Паниным приказала следить внимательнее. Новый главнокомандующий Москвы князь Волконский, — Салтыков, перепуганный чумой, был уволен и через несколько месяцев умер в своем Марфине, — постоянно подсылал в Михалково верных людей: слушать и доносить об услышанном от тщеславного самохвала, как именовал он Панина в письмах Екатерине.

Но болтун продолжал болтать, не боясь, что слова его пересказываются в Петербурге. Граф был уверен в безнаказанности: он мог еще понадобиться. Так и случилось. Через два с половиной года, когда потребовалась железная рука, способная потопить в крови восстание крестьян, Панина призвали и назначили командовать войсками правительства, выступившими против Емельяна Пугачева.

Петр Иванович Панин радушно встретил Сумарокова, оставил гостить и в беседах очень хвалил его оду Павлу Петровичу, написанную ко дню именин, 28 июня, в чумной Москве.

Павлу исполнилось уже семнадцать лет, и Сумароков, как и многие другие близкие к дворцовым сферам люди, знал, что Екатерина в свое время дала письменное обязательство уступить трон сыну в день его совершеннолетия. Однако бумагу потом она уничтожила и правление Павлу передавать отнюдь не торопилась.

Сумароков прямо не касается в оде этого больного вопроса и подводит к нему читателя издали. Наследник готов к принятию короны, как бы говорит он, и принципы правления, намеченные им, справедливы, чего, надо понимать, не скажешь о правилах его матери. Остается ждать срока, когда великий князь возвысит свою главу, как кедр.

Наставник Павла граф Никита Иванович Панин, муж мудрый и опытный, научил его побеждать страсти. Юноша созрел для высокого назначения и верно понимает обязанности царя.

Первое, что необходимо помнить ему, — не надо насилия над людьми. Царь велик своими добродетельными поступками, а не страхом, который он может внушить народу, — это сделать нетрудно.

Когда монарх насилью внемлет,
Он враг народа, а не царь.
И тигр и лев живот отъемлет,
И самая презренна тварь,
Змея…

Просвещенные государи знают, что власть дана им для общего благополучия.

И что на троны возведенны
Не для себя они одних:
Хотя и для себя рожденны,
Но для и подданных своих.

Владыка, который забывает об этом, проигрывает во мнении людей, и ничего путного от него ожидать не приходится:

Нестройный царь есть идол гнусный
И в море кормщик неискусный.
Его надгробье: был он яд.
Окончится его держава,
Окончится его и слава,
Исчезнет лесть, душа во ад.

Сумароков нарисовал картину, дурного правления, говоря в оде от имени Павла Петровича. И так как не по-родственному натянутые отношения между сыном и матерью-императрицей ни для кого не были тайной, аттестация «нестройного царя» ближайшим образом связывалась с нею…

Пока Сумароков веселился у Петра Ивановича Панина, слушал рассуждения графа о важности основательных законов, о деспотичестве и фаворитах императрицы, а также комплименты своей оде и сатирам, его кудринский дом описали за долги чиновники Московского магистрата, то есть городского управления, наделенного исполнительной и судебной властью.

Несколько лет назад Сумароков одолжил у Прокофия Демидова, знаменитого заводчика и богача, две тысячи рублей. С деньгами собраться для уплаты было трудно, но он вернул бы занятую сумму, если б не помешали обстоятельства. Демидов больше года провел в Голландии, потом наступил в Москве мор, потом Сумароков забыл про вексель.

Демидов напомнил о себе неожиданно — передал дело в магистрат. Он знал, что Сумароков живет на жалованье и забирает его за год-полтора вперед, но миллионщику показалось забавным описать имущество самолюбивого поэта.