Забытая слава

— Голова! — отозвался Вяземский. — Слушайте дальше, Александр Ильич.

— Я шлюсь на всех находящихся здесь господ депутатов, — продолжал оратор, — и утверждаю, что крестьяне час от часу богатеют и благоденственнее становятся. Наказы, присланные от городов, полны жалобами на то, что крестьяне своими торгами подрывают купецкие торги. Следственно, они богаты! Где примечены худое состояние помещичьих людей или недоимки по государственным сборам? Нет таких мест в Российской империи! Крестьяне защищены своими господами, которые о них пекутся. Так надлежит ли нам право делать благополучнейшими таких людей, которые все благополучие имеют и коего сверх меры умножение может ли во вред обратиться?

Вяземский беззвучно смеялся от восхищения, прикрывшись рукавом кафтана. Депутаты сидели с раскрытыми ртами. Такого ловкого и беззастенчивого хода не ожидал никто.

Щербатов, победоносно пожимая тянувшиеся к нему руки, опустился на свое место.

Законы о беглых были прочитаны и обсуждены. Никаких решений Комиссия не принимала, и, если судить по речам большинства депутатов, она даже признала благополучным состояние помещичьих крестьян. Однако несравненно более важным оказалось то, что впервые в общественном собрании представителей русских сословий прозвучали речи о бедствиях народа, о жестокосердых помещиках, о том, как облегчить крестьянское горе. Эти речи жадно слушали и запоминали секретари Комиссии, молодые люди с отзывчивыми сердцами. Неприкрашенная, страшная картина крепостной деревни открылась для них, и самый чуткий, умный и талантливый слушатель — Николай Новиков постарался вскоре познакомить с нею русских читателей в своих сатирических журналах.

Крестьянский вопрос не раз возникал затем на заседаниях Комиссии, и владельцы крепостных душ упорно противились малейшим попыткам посягнуть на их интересы.

6

Когда обсуждался «Проект правам благородных», спор зашел о статье тринадцатой: «Благородные могут, если пожелают, правовладение крепостных своих деревень переменить на право деревень свободных, но свободных деревень паки на право крепостных переменить уже не можно».

По этой статье вызван был говорить князь Щербатов.

— Соединение государства делает ли его твердость? — спросил он.

— Вопрос темен и далек от материи! — крикнул с места Григорий Коробьин.

— Нет, отнюдь не далек, — возразил Щербатов. — Право даровать кому свободу клонится ко вреду общему и, наконец, к разрушению государства. Невозможное дело всякому дворянину и верному сыну отечества согласиться на то, что вредно целому государству, и я с этим не соглашаюсь. Единое имя свободы может быть вредно в таком непросвещенном народе, как наш. Тепло противно холоду, разнообразие противно соединению. Свобода подает причину думать о вольности, и цепь, которая связывает законами государство, начинает разрушаться. Стоит только дать это право делать свободными деревни — и ни законодатели, ни их потомки не смогут ослабить вред, который оно принесет государству. Множество есть примеров, кои несчастную Россию от сего разнообразия угнетали и приводили в истощение. Если только вспомнить тысяча шестьсот седьмой год…

— Господин депутат ярославский от дворянства, — прервал его маршал, — вы от материи прения отступили. Будет защищать сию статью господин депутат Козловский от дворянства Григорий Коробьин.

— Имя свободы не вредно, — горячо сказал Коробьин. — Я бы вам это доказал в другом месте или если б я вам сказать мог тихо.

Маршал остановил оратора:

— Господин Коробьин, доказательства ваши вы все ясно и без закрытия привести можете, ибо ничего тут такого быть не должно, что тайно или скрыто говорить надлежит, но все с благопристойностью и откровенно.

— Когда б я хотел доказывать, — проговорил Коробьин, — то я б мнение князя Щербатова опровергнул, но в этом нужды теперь нет. Ведь в статье только о возможности писано, и если усмотрится, что свободность деревни вредна, то она, конечно, и не освободится. А имя свободы не вред, но пользу причиняет, делает побуждение крестьян полезным государству и помещикам. Можно дозволить деревни отпускать на волю.

Другим вопросом, чрезвычайно занявшим Комиссию, был вопрос о правах благородных людей, то есть дворян. Проект законоположения составлялся в одной из частных комиссий и был одобрен в комиссии дирекционной.

Большинство депутатов считало крестьян рабами, которою не должны обладать никаким собственным имуществом, ибо все в крестьянском доме и хозяйстве принадлежит господину. Тем важнее становилось определить, кого можно отнести к дворянам и предоставить право владеть крепостными.