Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне

Но в отличие от по-военному прямолинейного Фалькенгайна канцлер не мог попросту послать России мирные предложения — это могло иметь катастрофические последствия в самой Германии. Он вынужден был действовать осторожно и, помимо прочего, ждать сигналов из России. Пока таких сигналов не следовало. В целом, ориентация на сближение с Россией было ярким проявлением антибританских обертонов, и это сближало линию канцлера с линией военно-морского министра Тирпица. И пользовалась влиянием в меру популярности антибританских эмоций.

Эта мера имела свои пределы. Одним из наиболее влиятельных противников политики примирения с Россией стал «сильный человек» министерства иностранных дел Циммерман и все те, кто считал ожидание сепаратизма России пустой тратой времени. Да и сам канцлер Бетман-Гольвег увлекся идеей сепаратного мира лишь на время. Новые ожесточенные битвы и стоическое молчание Петрограда ослабляли релевантность курса на поворот России. В Берлине начались поиски новых стратегических замыслов, у Германии действительно не было роскоши сколь угодно долгого ожидания.

Рассматривались различные варианты. Лидер сионистского движения в Германии Макс Боденхаймер предлагал создать буферное многонациональное государство между Германией и Россией, управляемое немцами и евреями. Нужно сказать, что такой германо-еврейский союз против славян не получил поддержки германского руководства — полное отчуждение всех славян не входило в планы Берлина. Да и само сионистское движение, после того как осенью 1914 г. обнаружилось примерное равновесие противостоящих сил, объявило о своем нейтралитете. Обращение к подрывной деятельности стало видеться все более неизбежным.

В Прибалтике подрывная стратегия Германии значительно отличалась от германских подрывных усилии на украинском, транскавказском и еврейском (не говоря уже о Польше и Финляндии) направлении. Германия твердо полагалась на остзейских немцев, которым и предстояло реализовать миссию германизации Прибалтики. Литва абсолютно не рассматривалась как поле возбуждения местного национализма. В ней немцы видели уже готовую часть будущего Рейха. Больше внимания уделялось Курляндии, Лифляндии и Эстонии, но, прежде всего, с точки зрения нахождения способа консолидации местного населения под руководством остзейцев. Курляндия (как и Литва) виделась частью будущей Великой Германии.

Стабилизация фронта

Подавленность и безумные надежды быстро сменяли друг друга. Даже после поражения Самсонова и Ренненкампфа в Восточной Пруссии командующий британскими войсками уверенно полагал, что русские будут в Бреслау (на полпути к Берлину) к 15 октября 1914 г. Мы видим, что с самого начала войны Россия и Запад не имели адекватного представления о проблемах друг друга, о реальном положении дел на союзном фронте. Если бы западные союзники в полной мере оценили значение Танненберга, где погиб цвет кадровой российской армии, они не упрекали бы русских осенью 1914 г. в безынициативности (как это делал, скажем, Китченер, обращаясь к русскому послу в Лондоне Бенкендорфу). Впрочем, неясность на Восточном фронте была во многом результатом сознательного умолчания русских властей. Как часто бывало в русской истории, здесь строилась новая «потемкинская деревня».

Среди союзников более всего беспокоились скептичные англичане. 4 октября 1914 г. фельдмаршал Китченер телеграфировал послу Бьюкенену в Петроград: «Наиболее важным является получение достоверной информации относительно состояния боевых действий на восточной границе Германии — от этого будут зависеть критические решения, которые мы должны принять в отношении посылки войск». Тупик на Востоке приведет «к попытке стремления германских войск осуществить высадку в Англии, что создаст для нас ситуацию не только критическую, но фатальную». Выживание Франции и Англии ставилось в зависимость от развития событий на Восточном фронте.

Испытывая сомнения в своих источниках, Китченер и Грей в октябре 1914 г. обращаются за более точной оценкой происходящего на Восточном фронте к французам. Но и те, доверяя русскому оптимизму и не имея собственной службы информации в России, ничем не могли помочь. Один из членов британского кабинета министров записал 14 октября 1914 года: «Или наш атташе в России чрезвычайно некомпетентен, или русские не позволяют ему сообщать нам то, что он знает. В любом случае, и мы и французы пребываем в неведении».

В последние месяцы 1914 г. государственные деятели практически потеряли контроль над ведением войны, предоставив право решений профессиональным военным. На Западе на огромном расстоянии — от границы Швейцарии на юге до Остенде на севере — осенью 1914 г. были вырыты окопы, и колючая проволока вкупе с пулеметами остановила продвижение войск.