Забытая жизнь (СИ)

Поттер моментально побежал вслед за Пожирателями. Я хотела его остановить, но у меня не было сил. Но я только успела выкрикнуть «Петрификус Тоталус!» в сторону Амникуса, который последним уже входил в дверь.

Он нырнул вперед, будто его ударили в спину чем-то твердым, и повалился, точно восковая фигура, но еще до того, как он ударился об пол, Поттер перескочил через него и полетел по темной лестнице вниз.

В то самое мгновение, как спало наложенное на меня Альбусом парализующее заклинание, я поняла: надежды нет, заклинание перестало действовать лишь потому, что умер тот, кто его наслал.

Я упала на колени; все мое тело содрогалось и болело, каждый вдох отдавался в груди острым уколом.

Меня пронзила невыносимая боль; эта мука наверняка прикончит меня; до смерти или до безумия…

— Отец! — взвыла я.

Когда боль настолько сильна, что ее невозможно вынести, мы ее отрицаем. Мы не хотим верить в реальность. Но мы не можем идти вперед, если не примем то, что есть, если не переживем это.

Я скатилась по стене и, закрыв глаза ладонью, заплакала. Ужас раздирал мне сердце.

Да, смерть у нас забирает ровно столько, сколько нам было дано. Она учит нас тому, что действительно важно: как отдавать взамен то, что брали на протяжении всей жизни, как следовать за чем-либо и никогда не отступать или как уметь оглядываться на то, что сделало нас такими, какими мы есть. Но иногда уроки, преподносимые чьей-то смертью, не такие, как мы ожидали.

Поистине, вкус жизни хорошо ощущаешь лишь тогда, когда в лицо тебе только что посмотрела смерть.

Сегодня она задела крыльями моё лицо, а завтра или чуть позже она постучит ко мне в дверь.

И теперь боль — моя единственная спутница.

Найдя свою палочку, я спустилась с лестницы. В тускло освещенном коридоре стояла густая пыль, половина потолка обвалилась в ходе так и продолжавшегося здесь сражения.

Парадные дубовые двери стояли настежь, из них лился свет на подъездную дорожку и лужайку перед школой. Медленно, неуверенно, на ступеньки крыльца выходили ученики и преподаватели в ночных халатах, нервно оглядываясь в поисках каких-либо признаков скрывшихся в ночи Пожирателей смерти.

Но мои глаза были прикованы к земле у подножия самой высокой из башен замка. Безмолвно глядя туда, где, как я думала, должно лежать тело отца, я заметила, что уже многие идут в ту сторону.

Я ощущала непонятную отрешенность, как будто от этой боли страдал кто-то другой, шагающий со мной рядом. По-настоящему реальным и неотвратимым было лишь страшное стеснение в моей груди…

Как во сне, продвигалась я через невнятно бормочущую толпу и наконец добралась до самого ее края, туда, где онемевшие от горя ученики и преподаватели оставили немного свободного места.

Я услышала, как Хагрид застонал от боли и потрясения, но не остановился; он медленно шел вперед, пока не достиг тела Альбуса и не опустился перед ним на землю.

И все же я не готова была к тому, чтобы увидеть, как мой отец, лежит на земле, изломанный, с раскинутыми руками…

Глаза отца были закрыты, и, если бы не странные углы, под которыми отходили от тела руки и ноги, он мог показаться спящим.

Поттер, подойдя, протянул руку, поправил съехавшие с крючковатого носа очки-половинки, стер рукавом вытекшую изо рта струйку крови. Я вгляделась в старое мудрое лицо отца, пытаясь до конца осознать огромную, непостижимую истину: никогда больше он на заговорит со мной, никогда не сможет прийти на помощь…

Добравшись до больничного крыла, я, пинком распахнув дверь, увидела на койке у входа спящего Невилла. Поттер, Джинни, Рон, Гермиона, Тонкс и Люпин стояли у другой койки, в дальнем конце палаты.

— С тобой все в порядке, Адрианна?

— Да, — ответила я. — Есть жертвы?

Никто мне не ответил. Я глянула поверх плеча Гермионы и увидела на подушке парня, сына Артура Билла, с неузнаваемым лицом, рассеченным и разодранным так страшно, что оно казалось гротескной маской. Мадам Помфри наносила на раны какую-то остро пахнущую зеленую мазь.

— Разве нельзя исцелить Билла какими-нибудь чарами? — спросил Поттер у волшебницы.

— Чары тут не помогут, — ответила мадам Помфри. — Я перепробовала все, что знаю, но от укусов оборотня лекарства не существует.

— Но его же искусали не при полной луне, — сказал Рон, смотревший в лицо брата с таким выражением, как будто надеялся, что раны затянутся от одного его взгляда. — Сивый не преобразился, так что Билл не станет… настоящим…

И он неуверенно взглянул на Люпина.

— Нет, думаю, настоящим оборотнем Билл не станет, -сказал Люпин, — но отсюда не следует, что в кровь его не попала никакая зараза. Это зачарованные раны. Они вряд ли исцелятся полностью, и… и в Билле будет, возможно, проступать временами нечто волчье.

— Дамблдору наверняка известно, как можно помочь, — сказал Рон. — Где он? Билл сражался с этим маньяком по его приказу, Дамблдор в долгу перед ним, не может же он оставить его в таком состоянии…

— Мистер Уизли… — замялась я и, выдохнув, ответила. — Дамблдор мертв!