Забытая жизнь (СИ)

Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом центре круга, по которому они двигались, — это столкнулись их заклятия. Зеленая вспышка Реддла слилась со вспышкой Поттера, и Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Я поймала ее свободной рукой — и в ту же минуту Реддл упал навзничь, раскинув руки, и узкие зрачки его красных глаз закатились. На полу лежали смертные останки Тома Реддла — слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице.

Волан-де-Морт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Поттер стоял с волшебной палочкой в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага.

Какое-то мгновение вокруг еще стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами. Ослепительное солнце залило окна, все рванулись к Поттеру, и первыми к нему подбежали Рон и Гермиона; это их руки обвивали его, их громкие голоса наполняли звоном уши. Потом рядом возникли Джинни, Невилл и Полумна, а потом все семейство Уизли, Хагрид, Кингсли, Макгонагалл, Флитвик, Стебль.

Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света.

Пожиратели смерти бежали или были арестованы, что невинно осужденных сию минуту отпустили из Азкабана и что Кингсли Бруствер назначен временно исполняющим обязанности министра магии…

Тело Волан-де-Морта вынесли из Большого зала и положили в другом помещении, подальше от останков Фреда, Тонкс, Люпина и еще пятидесяти человек, погибших в борьбе с ним. Макгонагалл вернула на место столы факультетов, но сейчас все сидели как попало, за столами смешались преподаватели и ученики, призраки и родители, кентавры и эльфы-домовики. Грохх просовывал огромную физиономию в разбитое окно, и ему бросали еду в смеющийся рот.

Я беспрепятственно прошла по залу. Джинни сидела за столом, положив голову на плечо матери. Затем я увидела Невилла. Меч Гриффиндора лежал рядом с его тарелкой, и целый рой восторженных поклонников не спускал с него глаз, пока он ел. Идя по проходу между столами, я заметила троих Малфоев, жавшихся друг к другу, словно сомневаясь, позволено ли им тут находиться, но никто не обращал на них ни малейшего внимания. Повсюду я видела воссоединившиеся семьи и наконец отыскала того, кто так был нужен мне сейчас.

— Добби, — тихо сказала я, наклонившись к нему. — Ты все сделал, о чем я тебя просила?

— Да, мисс Дамблдор, — хлопая ушами и улыбаясь, ответил эльф. — Добби отправил мистера Снейпа в Мунго, где его напоили зельем. С ним все в порядке, мисс Дамблдор.

Я похлопала его по плечу и вышла из Большого зала.

Мраморная лестница была полуразрушена, часть перил обвалилась, повсюду виднелись пятна крови и осыпавшаяся штукатурка.

Где-то в глубине коридоров раздавался голос Пивза, распевавшего победный гимн собственного сочинения:

Наш маленький Поттер

Умело расставил Волану капкан,

А мы их побили —

Поднимем за наше здоровье стакан!

«Сейчас я почувствую счастье», — думала я. Однако усталость затмевала другие чувства, и только боль от утраты Фреда, Люпина и Тонкс пронзала меня на каждой ступеньке, как входящий в тело нож. Сильнее же всего я чувствовала колоссальное облегчение и желание спать.

Горгулья, охранявшая вход в директорский кабинет, была теперь сдвинута в сторону; она стояла, скривившись набок, и вид у нее был оглушенный.

— Можно мне пройти? — спросил я горгулью.

— Пожалуйста, — буркнула статуя.

Я протиснулась мимо нее на каменную винтовую лестницу, медленно двигавшуюся вверх, как эскалатор. Добравшись до верхней площадки, я толкнула входную дверь.

Я скользнула быстрым взглядом по каменному Омуту памяти, так и стоявшему на столе, где, видать, Поттер оставил его, и вскрикнула от внезапного оглушительного грохота, мгновенно вообразив заклятия, возвращение Пожирателей смерти, возрождение Волан-де-Морта…

Но это были аплодисменты. Директора и директрисы Хогвартса, глядевшие со стен, приветствовали меня дружной овацией. Они махали шляпами, а иногда и париками, через рамы пожимали друг другу руки, а то и пускались в пляс. Дайлис Дервент громко всхлипывала, Декстер Фортескью приветственно размахивал слуховой трубкой, а Финеас Найджелус взывал своим тонким высоким голосом:

— Заметьте, что и факультет Слизерин сыграл положительную роль! Наш вклад не должен быть забыт!

Но я глядела лишь на того, кто стоял в самой большой раме прямо над директорским креслом. Слезы текли из-под очков-половинок на длинную седую бороду. Гордость и благодарность, выраженные в них, проливались бальзамом в душу, как песня феникса.

Я обратилась к Дамблдору, подбирая слова с величайшей тщательностью. Несмотря на усталость и туман перед глазами, я должна сделать это последнее усилие, должна в последний раз спросить совета.

— Отец, — начала я, — теперь все знают, что я твоя дочь.