Он откинулся на спинку стула, надеясь, что сумел добавить хотя бы один пункт к тому, что уже сказала Райдер.
– Когда это было? – спросила судья.
– В конце восьмидесятых. Но нельзя исключать, что группировка действовала и позднее. По крайней мере очевидно, что эти двое, Маккей и Беркхарт, связи между собой не потеряли.
С минуту судья ничего не говорила, углубившись в бумаги. На столе зажглась красная лампочка. Босх знал, что это означает: перерыв закончился, и судью ждут в зале заседаний, где уже собрались участники процесса.
Демчак оторвалась наконец от бумаг и покачала головой:
– Не думаю, что вы смогли меня убедить. Вы установили его связь с пистолетом, но не с преступлением. Возможно, он избавился от него задолго до убийства. – Она отодвинула от себя документы и положила руки на стол. – Тот факт, что его арестовали за кражу в кинотеатре, куда, по вашей версии, ходили убитая и ее подруги, ничего не доказывает. Не знаю, на что вы рассчитывали, предоставляя мне на подпись запрос со столь слабым обоснованием. Здесь ничего нет.
– Там есть все, – сказал Босх. – Мы знаем.
Райдер положила руку ему на плечо – молчаливое предостережение.
– Вы знаете? – нахмурилась Демчак. – Вы ничего не знаете, но хотите, чтобы я вам помогла. У вас нет никаких убедительных доказательств преступных намерений Маккея, но вы надеетесь получить их с моей помощью. Я не обязана помогать вам и не буду.
– Ваша честь, – заговорила Райдер, – если вы не подпишете ордер, мы потеряем возможность, которую дает нам завтрашний репортаж.
Демчак улыбнулась:
– А вот это, детектив, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к тому, чем я здесь занимаюсь. Вам понятно? Суд и полиция – разные вещи. Я не подчиняюсь вашему управлению, а представленные вами факты меня не убеждают.
– Жертвой убийства была девушка смешанной крови, – сказал Босх. – Маккей – расист, и это подтверждено документально. Он украл оружие, которое было затем употреблено для убийства девушки смешанной крови. Связь очевидна.
– Связь очевидна вам, детектив, но мне. Я вижу только предположения.
Босх посмотрел ей в глаза, и судья ответила тем же.
– У вас есть дети, ваша честь?
Ее лицо мгновенно побледнело.
– Какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Ваша честь, – вмешалась Райдер, – мы поработаем и вернемся…
– Нет, – перебил ее Босх. – Мы не вернемся. Ордер нужен нам сейчас. Ваша честь, этот парень разгуливает на свободе семнадцать лет. А если бы такое случилось с вашей дочерью? Вы бы тоже отвернулись? Вы бы тоже сослались на слабость доказательств? Ребекка Верлорен была единственным ребенком в семье.
Взгляд судьи стал жестче, лицо напряглось, и, когда она заговорила, голос ее, размеренный и тихий, все же дрожал от гнева.
– Я не привыкла отворачиваться от чего бы то ни было. В этой комнате я, похоже, единственная, кто имеет представление о том, что такое закон. И если вы будете и дальше оскорблять суд и ставить под сомнение правомерность его решений, я распоряжусь взять вас под стражу. Бейлиф появится здесь через пять секунд. Тогда у вас будет время, чтобы осознать слабость отстаиваемой вами позиции.
Угроза ничуть не смутила Босха.
– Ее мать живет в том же доме. Ее спальня сохранена такой, какой была семнадцать лет назад. То же покрывало, те же подушки, все то же. Комната… мать… они застыли во времени.
– Все это к делу не относится.
– Ее отец спился. Потерял бизнес, потерял жену, потерял дом. Сегодня утром я видел его на Пятой улице, где он теперь живет. Знаю, к делу не относится, но, полагаю, вам не помешает это знать. Да, у нас маловато фактов, ваша честь, но достаточно совпадающих обстоятельств.
Демчак по-прежнему смотрела ему в глаза, и Босх, замолчав, понял, что либо отправится сейчас в тюрьму, либо выйдет из кабинета с подписанным ордером. Третьего не дано. В следующую секунду в глазах судьи что-то блеснуло. Боль? Каждый, кто проводит столько времени в траншеях системы уголовного правосудия – по любую ее сторону, – рано или поздно начинает ощущать эту боль.
– Хорошо, детектив, – сказала она наконец и, взяв ручку, поставила подпись на всех бланках и начала заполнять остававшиеся пустыми строчки. – И все же вы меня не убедили. Поэтому я даю вам семьдесят два часа.
– Ваша честь…
Райдер сжала локоть Босха, останавливая напарника прежде, чем он все испортит и «да» превратится в «нет». Лишь затем она заговорила сама:
– Ваша честь, семидесяти двух часов слишком мало. Мы рассчитывали хотя бы на неделю.
– Вы сказали, что репортаж появится в газете завтра, – ответила судья.
– Да, мы так предполагаем, но…
– В таком случае вы все поймете очень быстро. Если же вам потребуется продлить срок, придете в пятницу и постараетесь меня убедить. Семьдесят два часа. И мне нужны ваши ежедневные отчеты. Каждое утро. Если я их не получу, мое мнение о вас сильно пострадает. Я не позволю вам заниматься самоуправством и ловить рыбку в мутной воде. И если по содержанию отчетов будет видно, что вы занимаетесь не тем, чем должны, я прикрою эту лавочку еще раньше. Вам все ясно?
– Да, ваша честь, – в один голос ответили Босх и Райдер.