Целую вечность я тупо смотрю на его ладонь, не уверенная, что может повлечь за собой это приглашение.
— А где Рейни? — спрашиваю я.
Не убирая руки, он отвечает:
— Плохо себя чувствует, решила остаться дома.
Оставляю клатч на ближайшем столике и вкладываю руку в его открытую ладонь.
Трей ведёт меня на свободное место в центре зала и разворачивает к себе. Он нежно поднимает мою руку, помещая её на своё плечо, в то время как другую берёт в свою ладонь. Наши руки идеально подходят друг другу. Когда он кладёт руку мне на талию, притягивая к себе, моя грудь почти касается его. Он так близко, что я боюсь дышать. Каждое прикосновение кажется таким родным и в то же время совершенно чужим.
Никогда бы не подумала, что Трей умеет танцевать, но к моему удивлению, он правда хорош. Возможно, я слишком деревянная и неуклюжая, но он ведёт меня, и я пытаюсь следовать за ним. Я не уверена, что это за танец — есть ли у него вообще название? — но мне нравится это ощущение, когда я в его руках, таких крепких и надёжных.
Пока мы кружим по залу, мои пальцы потихоньку смещаются к его затылку, желая найти подтверждение тому, что я уже знаю. Он приподнимает бровь, когда я делаю вид, что играю с его волосами.
— Мне всегда нравились завитки у тебя здесь, — бормочу я, касаясь пальцами его кожи. И тогда я нахожу её — шероховатую полоску, в точности как у меня. Губы Трея изгибаются в полуулыбке, и он наклоняет меня низко к полу.
Оркестр начинает играть следующую мелодию, ещё более медленную, мы едва вообще движемся, скорее, просто качаемся на месте. Я смотрю строго в одну точку на противоположном конце комнаты — картину с фруктами, — но затем чувствую взгляд Трея на себе и поднимаю глаза.
Большая ошибка.
Он прочищает горло и говорит:
— Ты очень красивая сегодня.
Мои щёки вспыхивают, и я внезапно вспоминаю, как сильно открыта моя кожа. Моя бледная кожа с миллионом веснушек. Вот бы у меня сейчас была накидка.
— Как у вас дела с Зейном?
— Всё сложно.
В этот самый момент в моём ухе слышится лёгкое потрескивание, и голос Зейна говорит: «Сиенна, я нашёл твоего отца».
Мы с Треем стоим так близко, что я паникую. Мог ли он услышать? Я отстраняюсь, и Трей озадаченно смотрит на меня.
— Всё хорошо?
— Да, конечно, — улыбаюсь. — Не хочешь немного подышать? Я слышала, здесь есть выход в сад.
— Давай, — соглашается Трей.
Я хватаю клатч со столика, достаю номерок и забираю накидку из гардероба, сразу же надевая. Пока мы проходим через зал к двери, ведущей в сад, мысли в голове скачут, как ненормальные. Трей рядом, и сейчас может быть самое время, чтобы представить ему доказательства его потери памяти.
***
Сумерки сменились ночью. Когда мы выходим наружу, я всматриваюсь в темноту. Здесь есть несколько висящих ламп, освещающих садовые дорожки, но я веду Трея не по ним, а в самый тёмный уголок сада. Он колеблется поначалу, но я говорю ему:
— Идём, я хочу тебе кое-что показать, — и он уступает.
Мы проходим вдоль стены, увитой виноградной лозой, и присаживаемся на деревянную скамейку. Я поворачиваюсь к нему. Сердце стучит так сильно, что Трей наверняка слышит.
Пора.
— Трей, ты замечал татуировку на своей руке? Дерево? Цветок жизни?
Он пристально смотрит на меня.
— Ты знаешь о них?
Я опускаю накидку с плеч, показывая ему свои внутренние татуировки, которые светятся в темноте. Фиолетовое свечение исходит от моей кожи, создавая причудливую дорожку из бабочек. Я показываю второй рукой на татуировку «Грани».
— Видишь? У меня тоже есть.
Трей наклоняется ближе, прищуриваясь. Он тянется рукой, но замирает в паре сантиметров от моей кожи. Он поднимает глаза на меня, будто бы спрашивая разрешения. Когда я киваю, он повторяет пальцами узор татуировки — пересекающиеся круги, создающие цветочно-геометрический узор.
— Что это такое? — шепчет он.
— Моя татуировка «Грани», — отвечаю я. — Такая есть у всех её членов. Так мы узнаём друг друга.
Даже в темноте я вижу, как он напрягся.
— А почему она у меня?
— Я уже говорила тебе, Трей. Ты лидер «Грани».
— Этого не может быть, — бормочет он и замолкает на мгновение, обдумывая. Его пальцы скользят по моей руке, посылая заряд электричества через всё моё тело. — Мне нравятся твои бабочки.
Слёзы появляются у меня на глазах, когда я вспоминаю, как он сказал эту фразу в прошлый раз — слово в слово — в ту ночь, когда лагерь был взорван.
— Знаю, — шепчу я.
Трей поднимает на меня удивлённый взгляд.
— Откуда?
— Ты уже говорил мне раньше.
Трей смотрит на меня так долго, что я чуть было не забываю, о чём мы вообще разговаривали. И затем он говорит таким голосом, будто извиняется:
— Я ничего не понимаю.
— Это нормально, — выпаливаю я. — Я всё тебе объясню. Тебе нужно только пойти со мной…
— Нет, — твёрдо отвечает Зейн. Впервые я замечаю в его глазах что-то, что я не до конца понимаю. Что-то похожее на страх.
— Нет, — повторяет он. — Тебе нужно уходить.
— Трей, — умоляю я. — Пожалуйста. Дай мне шанс объяснить, что с тобой произошло…
Он сжимает мои руки, крепко.
— Уходи. Скорее.
— Я никуда не уйду, — упрямо возражаю я.