Это теория. Если ее применить к Порт-Артуру, то очевидно, что спасти крепость могло только наступление русской Маньчжурской армии, которое одно могло заставить японское командования снять осаду. Но такого наступления в планах Куропаткина даже не значилось. Теоретически крепость могла устоять до конца боевых действий, но в декабре 1904 года о возможном заключении мира не думали ни русские, ни японцы.
С юридической точки зрения капитуляция осажденной крепости всегда была делом подсудным. В XVIII веке действовал негласный принцип: «Русская крепость может быть взята штурмом, но капитулировать не может никогда». Однако в XIX веке в «Положении о крепостях» появилась оговорка — преступлением считалась капитуляция крепости до исчерпания всех возможных пределов обороны.
Но как определить это самое «исчерпание пределов»? Как мы помним, даже генералу Бодиско пришлось выслушивать обвинения в преждевременной капитуляции Бомарзунда.
Ситуация в Порт-Артуре была много сложнее. Из докладов генералов на военном совете вырисовывалась следующая картина — гарнизон крепости серьезно ослаблен голодом и болезнями. Число раненых, больных и ослабевших превысило число тех, кто мог сражаться. Заканчивались медикаменты, а госпитали подвергались обстрелам противника. В строю оставалось, по формальным подсчетам, около 14 тысяч человек, но реально готовыми к бою было не более 10 тысяч, а им предстояло оборонять 18-верстный оборонительный периметр, сократить который не было возможности.
Крепостные орудия за время осады израсходовали свой ресурс. Каналы стволов были изношены, что затрудняло точную стрельбу. Боезапас также был на исходе. Наиболее необходимых фугасных снарядов осталось менее 10 на крупнокалиберное орудие, унитарных выстрелов для скорострельных пушек — около 60 на ствол, т. е. на несколько часов стрельбы.
Продовольственные запасы позволяли на скудном рационе продержаться еще месяц.
Однако все генералы, принимавшие участие в совете, высказались за продолжение обороны. Никто не хотел первым заявить о сдаче. Офицерская честь не позволяла им думать о спасение своей жизни, пока в их распоряжении еще оставались средства к сопротивлению. Но из докладов вырисовывалась следующая картина — продолжительность обороны зависела от действий противника. Крепость не могла выдержать нового штурма, и срок ее жизни теперь определялся тем, когда японцы решат его предпринять.
Но был в генеральской позиции и еще мотив, обычно не заметный современным исследователям, — это лояльность и верность своему командующему. Выступив с предложением сложить оружие, генералы тем самым выразили бы и недоверие своему командующему. Своими заявлениями о готовности воевать дальше они как бы вверяли судьбу крепости и свою собственную в его руки, были готовы идти за ним до последнего.
Трудный выбор предстояло сделать генералу Стесселю. Он, командующий с правами командующего отдельным армейским корпусом, генерал-адъютант, т. е. представитель в крепости особы государя императора, должен был сделать выбор, и он его сделал.
18 декабря из гавани Порт-Артура вышли последние боеспособные корабли Первой эскадры Тихого океана — эскадренные миноносцы «Статный», «Властный», «Сердитый», «Скорый» и «Решительный». На борту «Статного» находились знамена русских полков, секретные документы, журналы боевых действий, наградной фонд (солдатские Георгиевские кресты и медали). Не обнаруженные противником, эсминцы благополучно прорвались в китайский порт Чифу, где разоружились. Знамена и секретные документы были переданы в русское дипломатическое представительство. Через несколько дней японцы, поняв, какой трофей упустили, в нарушение всех международных законов захватят разоруженный «Решительный». Но ни одно знамя частей Квантунского укрепленного района не попало в руки противника.
20 декабря к японским позициям отправились парламентеры. Генерал Стессель отправил царю следующее донесение: