Почему учитель Зарп не предупредил меня о том, что бывает с теми, кто идёт против установленного порядка? И почему его смерть меня ничему не научила?
И что вообще старик имел в виду, когда с безумным старанием выплёвывал с кровью каждое слово предсмертной речи? Он хотел меня о чём-то предупредить, это ясно как день в пустыне. Однако сколько бы я в последние годы не прокручивал речь в голове, ни единая путная мысль меня не посетила.
О чём думал учитель Зарп и что вложил в своё предсмертное предзнаменование?
Ох, старые и новые боги, как же тяжело копаться в голове, особенно когда она не твоя собственная, и к тому же давным-давно мертва!
И почему я вообще этим занимаюсь?
— Эй, крестьянский сын, ты чего тут бездельничаешь? Солнце давно покинуло зенит, все обязаны быть в поле.
Опять эти надзиратели.
Я, не открывая глаз, лениво ответил на беспочвенные обвинения, предвкушая очередной разговор ни о чём с хранителями порядка в деревне:
— Я не работаю на полях, я сын ремесленника.
Надзиратель ненадолго притих, видимо, не ожидал, что я нагло продолжу валяться на солнцепёке, не обращая на него должного внимания.
— Тогда почему ты лежишь здесь в стоге сена, когда должен трудиться в мастерской своего отца?
Хороший вопрос. Эту часть прикрытия мне было лень продумывать раньше, поэтому я принялся импровизировать:
— Мой отец сгинул в пожаре вместе со своей мастерской.
Надзиратель и, судя по голосу, немолодой мужчина, снова притих, но вместо него зазвенел новый юный голос, наверное, его товарища:
— Тогда почему ты не пустился в странствие и не стал вольным ремесленником?
Ох уж мне эта молодёжь! Старик бы удовлетворился моим ответом о пожаре, но нет, этому подавай продолжение.
— Я стал, но меня ограбили.
— Но твои руки всё ещё при тебе! — закричал юнец. — Пока ремесленник может трудиться, никто не сможет обокрасть его!
И где только скажите мне на милость, таких воспитывают? Самоуверенность, принципиальность и узколобость — так часто мне на моём пути попадались люди с подобным набором качеств, и ничем хорошим их жизнь пока ещё не заканчивалась. С такой философией малец и до тридцати не доживёт: загнётся сам, либо его загнут другие. Увы, но таков удел мечтателей и романтиков, которые из своего радужного мирка далеко не выглядывают, а если и выглядывают, то только лишь затем, чтобы облить грязью постылую реальность. Они находят в этом извращённое удовольствие. Мерзостные люди, ничего не скажешь.
— Да, руки при мне и голова моя тоже. Поэтому я и не ходок больше на Дорогу, — ответил я неохотно, возвращаясь из размышлений.
Парень притих. Неужели отстали? Но нет, звонкий голос затрещал вновь:
— Тогда почему ты не стал хотя бы разбойником? Почему лентяйничаешь здесь?
Что, простите? Вот это заявленьице! Я аж глаза раскрыл от удивления и подскочил на сене:
— Чего? А вы точно надзиратели?
Они испугались моей внезапности и направили на меня свои копья. Старик от чего-то слегка дрожал, а молодой с блеском в глазах ехидно ухмылялся.
Где-то я видал уже эту конопатую наглую рожу.
— Чего подскочил как ужаленный? Али есть что скрывать? — юнец с рыжим вихром сальных волос грозно потряс медным копьём.
Нет, правда, где-то я его уже видел.
— Мне нечего скрывать. Я просто удивился тому, что надзиратель, — театрально округлил глаза, — советует мне свернуть с праведного пути и идти грабить честной народ.
— Праведный путь? — опешил парень. Он прямо-таки побелел от злости. — Это в каких божественных трактатах прописано, что можно валяться сутками напролёт, не имея никакого занятия?
Понятия не имею. За всю свою долгую божественную жизнь я ни одного трактата так и не прочёл, эту глупость строчат низшие младшие боги для простецов-верующих, так что смысла в них явно не больше, чем в порнографических картинках горбатых старушек с Дороги.
— Но это не повод идти грабить! — воскликнул я с притворным негодованием.
— Грабёж — это тоже занятие, — стоял на своём парень. Старик же предпочёл молча подрагивать всем телом с безразличным лицом. Болен он, что ли? — Лень и безделье — яд для души человеческой! Лучше стать убийцей или вором, чем презреть заветы богов!
Вот уж поистине благонравное заявление. Будь я помоложе, мне бы даже понравилось, и я, скорее всего, взял бы парнишку к себе в свиту — какой бог Войны откажется от фанатичного дурачка?
— Ох-хо-хо, слышали бы вас ваши боги, что бы они сказали? — изобразил я шок, прижав ладонь к груди.
Малец начал судорожно вдыхать, готовясь выдать очередную тираду, но тут неожиданно для нас обоих заговорил пожилой надзиратель. Голос его не дрожал, несмотря на дрожь тела:
— В пантеоне богов есть покровитель воров и разбойников, но нет бога, потворствующего лентяям. А идти по путям, что проложили нам боги, значит жить праведно. Это означает, что и разбойники следуют заветам, потому что им покровительствуют боги.
Железная логика, прямо-таки чугунная, все по полочкам разложил, тут и спорить смысла нет.
Я медленно поднялся со стога, стряхнул прилипшие колосья с дырявых штанов, искоса наблюдая за тем, как копья закона неотрывно провожают каждое моё движение.