Он плюнул Дартину под ноги и велел ему убираться. Дартин – действительно безоружный, поскольку у него отобрали меч и кинжал сразу после того, как его предательство стало очевидно, – вынужден был убраться подобру-поздорову.
Дартин добрался до Аш-Шахба чуть живой. Некоторое время он занимался мелким воровством на рынке, а затем, быв пойман и избит до полусмерти, почти неделю отлеживался у старой Афзы – странной старухи, которая порой проявляла непостижимое милосердие к разному отребью.
Поговаривали, будто Афза испытывает на этих бедолагах новые лекарства, которые составляет сама из различных трав, как местного происхождения, так и тех, что покупает у заезжих торговцев. Как бы там ни было, а Дартин оправился и, забыв поблагодарить свою спасительнице покинул дом Афзы.
Согласно другим слухам, Афза иногда – если спасенные ею бродяги оказывались достаточно вежливы, чтобы припомнить слово «спасибо», – охотно принимала их услуги и приставляла к делу: заставляла прибирать у себя в хижине, готовить еду, чистить гигантские котлы, растирать в ступках травы и камни. Провести остаток жизни в прислугах у сумасшедшей старухи Дартину хотелось меньше всего.
Дартин вернулся на рынок. Пожалуй, единственной приятной особенностью шахбийцев Дартин считал их незлобивость: разумеется, они знали о том, что Дартин – вор, но охотно согласились принять его в новом качестве. А именно: Дартин избрал для себя карьеру рыночного певца. За время странствий он набрался разных легенд и песен. Особенно помогли ему в этом лихие воины с реки Запорожки – они были неистощимы в тех случаях, когда речь заходила о песенных поединках. И Дартин начал делиться с добросердечными жителями Аш-Шахба приобретенными знаниями.
Его слушали охотно. Голос у Дартина был приятны, сильный и звучный, песни – всегда интересные, хотя мелодии – прямо признаться – страдали некоторым заунывным однообразием. Кроме всего прочего, здравомыслящие торговцы с шахбийского рынка полагали: пока Дартин поет, он не может воровать.
Спустя некоторое время на том же рынке Дартин нашел себе напарницу – девочку лет пятнадцати, тощенькую, как вобла. Ее звали Дин. Они встретились у мясных рядов: она танцевала, он начал подпевать. Потом поделили деньги и расстались. Наутро, не сговариваясь, опять пришли на то же самое место. Так и пошло. Дартин не спрашивал Дин, кто она такая и где научилась своему искусству. Да и она не проявляла любопытства по отношению к своему компаньону. Лишь бы пел.
И Дартин пел, пел, лениво возвышая свой сильный, немного севший от почти беспрерывного жевания наркотических листьев голос.
Мутное солнце, повисшее над рынком, нестерпимо сверкало в груде колотого камня – вулканического стекла, рассыпанного по ковру. Истекая потом, толпились вокруг люди, жадно глазея на маленькую, по-детски угловатую танцовщицу с длинными черными волосами, заплетенными в тоненькую, как хлыстик, косичку. Каждый раз шахбийцы ждут встречи с чудом. И каждый раз чудо происходит.
Вот Дин тихо отделилась от стены и пошла, переступая босыми ногами, к ковру. Она двигалась так медленно и так плавно, что казалось, будто она идет по воздуху, слегка приподнявшись над раскаленной пылью. Тонкие руки медленно поднимаются, сгибаясь в локтях. Ресницы опущены на бледные щеки – длинные, неподвижныe, плавной линией уходящие к вискам.
Девочка обходит ковер кругом, словно не решаясь приблизиться к нему. Один круг. Второй.
Потом осторожно ступает на осколки, камень шуршит, похрустывает. Шаг, еще один. И вдруг – ресницы взмывают, ослепительные черные глаза сверкают, бледное лицо вспыхивает улыбкой. Раскинув руки в стороны, бесстрашно круша босыми ногами острые осколки, Дин принимается отплясывать.
По толпе прокатывается тихий вздох.
А Дартин поет. Насмотрелся он на эти восторги, на фокусы Дин. Все загадки, все тайны, все чудеса огромного мира оставляют Дартина равнодушным. За что бы он ни брался, везде ожидают его неудачи – не проще ли застрять в захолустном городке, потерянном в тени великого Шадизара, и скончать здесь свои дни, на маленьком рынке, развлекая мелких торговцев и домашнюю прислугу героическими песнями далеких, никому не ведомых воинов?
Глупо. Глупо… Разве об этом мечтал Дартин в далекие юные годы? Разве такую судьбу прочил себе, когда впервые взял в руки оружие и покинул родительскую хижину?
Дартин родился в бедной семье на окраине Шадизара. И как бы ни бедна была его родная семья, а появление в ней этого ребенка даже здесь сочли настоящим позором, ибо он был рожден младшей дочерью вне брака, от заезжего наемного солдата. Солдат этот был варваром-северянином, из тех, кого встречаешь раз в жизни – и после молишься всем богам, дабы отвели от тебя возможность второй подобной встречи.
Неведомый отец Дартина был киммерийцем, и потому мальчик сильно отличался от своих сверстников: был выше их ростом, обладал бледной кожей и неприятными серыми глазами. С годами он загорел, пропитался солнцем и навечно сделался смуглым, но ощущение диковатости, чуждости всем, с кем бы ни сводила его судьба, у Дартина так и не прошло.