Забытые герои Монпарнаса Художественный мир русско/еврейского Парижа, его спасители и хранители

Упоминает писательница и о том, что запрошенная автором цена составляла 500 франков, что они с братом, по совету работника Салона, предложили 400, однако, получив это предложение, супруга художника настояла, чтобы муж отклонил его: «Ну уж нет, — сказала мадам Матисс, если этих людей картина заинтересовала настолько, что они стали к ней прицениваться, значит, она их в достаточной мере заинтересовала, чтобы они смогли заплатить твою начальную цену». По свидетельству Г. Стайн, Амели добавила, что «на разницу как раз бы купили зимние вещи для Марго», дочери художника, родившейся до знакомства с Амели и удочеренной ими. Ответ пришел не сразу, Матисс якобы очень попрекал жену упущенной возможностью получить сравнительно приличные деньги, но через день или два «Марго принесла им маленькую голубую телеграмму». «Они ее купили», — с триумфом сказал он через некоторое время, потому что «от волнения [у него] перехватило дух и [он] не мог произнести ни звука». Мадам Матисс, если верить Гертруде Стайн, была очень благодарна «мадмуазель Гертруде, которая настояла на том, чтобы ее [эту картину] купить». Это приобретение, как утверждается, стало началом многолетней дружбы: «Гертруда Стайн и ее брат [речь вновь о Лео] часто ходили в гости к Матиссам, а Матиссы бывали у них, что ни день»¹⁹⁶. Гертруда обстоятельно рассказывает, как они с Лео (а жили они тогда вместе в большой квартире на улице Флёрю, сейчас там висит напоминающая об этом мемориальная доска) приобретали одну за другой работы Матисса, всячески пропагандируя его творчество.

Казалось бы, все ясно, но ясность эта обманчива. Действительно, именно эта картина считается этапной в творчестве Матисса, именно она ознаменовала переход от пуантилизма к фовизму. Изначально А. Матисс планировал представить на Осеннем салоне 1905 года другую работу, пейзаж «Порт-Абайль», созданный в пуантилистской манере, над которым работал очень долго и который перед экспонированием хотел показать матери, чтобы получить ее «благословение». Когда же он привез работу в родительский дом, то Анна Элоиза категорично заявила: «Это не живопись». В отчаянии Анри схватил нож и исполосовал полотно. Однако что-то в Салон все же нужно было представить — и Матисс сравнительно быстро — и уже в ином стиле — написал портрет жены, который современники сочли ни на что не похожим, но искусствоведы позднее признали не столько мостом к фовизму, сколько первым произведением, созданным уже после перехода художником этого моста. Путь к новому стилю оказался стремительным, современниками принят не был, и издевательские насмешки, действительно, звучали в зале чаще, чем любые другие отзывы: «Зрители корчились от смеха, а критики публично оскорбляли Матисса», — суммировала Хилари Сперлинг в своей замечательной биографии художника¹⁹⁷. Однако относительно того, что касается роли Гертруды как «первооткрывательницы», вопросов оказывается существенно больше.

Во-первых, в то время картины покупала все же не она, а брат Лео; Гертруда вошла во вкус позднее, в ходе интенсивного общения с Пикассо, на протяжении многих месяцев 1906 года писавшего ее портрет. Она сразу же оценила и гений Пикассо, и кубизм, а в 1930-е годы художником, с которым она много общалась и которого поддерживала, был Франсис Пикабия, создавший два ее портрета. Матисс же Гертруду не писал ни разу, что довольно странно, если принимать на веру ее воспоминания. Отношение Лео к работам А. Матисса было сложным: он вначале резко не принял его стиль, затем восхищался им и приобретал его самые авангардные работы, а потом продал их все, сделав выбор в пользу более классической эстетики импрессионистов.

Ил. 57. Гертруда Стайн в парижской квартире под своим портретом работы Пабло Пикассо, 1910 г. Фото из архива Библиотеки Конгресса США

К сожалению, в отличие от много публиковавшейся младшей сестры, Лео издал всего две книги (ни одна из которых не переведена на русский язык), причем мемуарные фрагменты включены только во вторую из них, вышедшую за считанные недели до его кончины, но уже после смерти Гертруды. Вспоминая об Осеннем салоне 1903 года, Лео писал о работах Матисса с нескрываемой досадой:

Самое неизгладимое, пусть и не самое приятное впечатление на меня произвел Матисс. В то время он экспериментировал с пуантилизмом — на мой взгляд, это самый чудовищный стиль, когда-либо изобретенный в живописи (sic!). Его пуантилистские работы были грубо прописаны, выделялись изобилием небрежных пятен, и, несмотря на то что его линии и цвет, несомненно, говорили об огромной творческой энергии, эти картины нельзя было назвать удачными¹⁹⁸.

Это описание никак не назовешь комплиментарным для художника.

Лео, действительно, приобрел несколько работ А. Матисса, считавшихся в то время весьма радикальными. За «Женщиной в шляпе» последовало полотно «Радость жизни», купленное в Салоне Независимых в 1906 году. В наши дни биограф художника так описывает это произведение: